конъюнктура и снимал фильмы на модные темы. Прекрасно владел ремеслом, и получалось увлекательно. Но не глубоко. Не рвал себе душу. Снимал, как отмечали критики, «оптимистичные драмы». Это чисто советский жанр: герой может погибнуть от рук врага, но строительство социализма продолжится.

Благонамеренный, не выходящий за рамки, он раньше других понял, что нужно делать, чтобы жизнь была комфортной. Народный артист СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии, трех Сталинских и одной Государственной. Депутат Верховного Совета СССР, секретарь правления Союза кинематографистов СССР. Бдительно следил за тем, чтобы его не обходили наградами, чтобы его фамилия постоянно упоминалась и только хвалебно.

И начальство его любило. Он нравился именно в этом образе элегантного и вальяжного художника на службе Советской власти.

Герасимов напоминал мне поэта Николая Семеновича Тихонова. Между ними немало общего. Если кто заинтересуется ранней поэзией Тихонова, то будет потрясен. Талант! Необычный. Многообещающий. Но он тоже быстро понял, что происходит в стране. И писал так, чтобы нравилось начальству, поэтому в истории остались вот такие его строчки:

Гвозди бы делать из этих людей,

Крепче бы не было в мире гвоздей.

Тихонов даже не вступил в партию – ему и не надо было. Его просили то руководить Союзом писателей, то возглавить Советский комитет защиты мира. Он был внушительный, авантажный, представительный. Я помню: в своем кругу он рассказывал, как его вдруг попросили приехать в ЦК. Что случилось?

А Суслов ему говорит:

– Нам просто приятно на вас посмотреть.

Кадры решают все – а кто их подбирает?

Михаил Андреевич Суслов умело помогал Брежневу избавиться от тех, кто вызывал у Леонида Ильича тревогу. Суслову генсек поручал самые деликатные дела.

Так Брежнев убрал первого секретаря московского горкома Николая Григорьевича Егорычева, одного из самых молодых руководителей партии.

Егорычев принадлежал к тем, кто помог Брежневу осенью 1964 года возглавить страну. Именно он на ХХIII съезде предложил восстановить в партии пост Генерального секретаря и Политбюро (на ХIХ съезде в 1952 году Сталин переименовал Политбюро в Президиум). Сделал приятное Леониду Ильичу: ему хотелось называться не Первым, а Генеральным секретарем.

Николаю Григорьевичу прочили большое будущее, считали, что он вот-вот будет избран секретарем ЦК, войдет в Политбюро. Егорычев не повышал голоса, смотрел собеседнику в глаза, ко всем обращался на «вы». Свое мнение высказывал прямо. Никого не выделял. И поначалу Леонид Ильич благоволил к московскому секретарю, видел в нем опору. Потом отношения испортились. Егорычев был слишком самостоятелен, критиковал то, что считал неверным, отстаивал свою точку зрения.

Выдающийся музыкант Мстислав Леопольдович Ростропович, народный артист СССР, лауреат Ленинской, Сталинской и Государственных премий, писал Егорычеву 13 января 1967 года: «Как для меня и моей жены было важно в очень мрачный момент нашей жизни встретить в Вашем лице и на Вашем месте такого отзывчивого, понимающего человеческую душу, тонкого и решительного человека».

Брежнев однажды заглянул к Николаю Григорьевичу, который сидел в соседнем подъезде на Старой площади, и не обнаружил в его кабинете своего портрета.

В декабре 1966 года городские власти решили торжественно отметить двадцатипятилетие разгрома немцев под Москвой. В зале после многих лет опалы появился маршал Георгий Константинович Жуков, встреченный овацией.

Егорычев выступил с докладом:

– Уже четверть века отделяет нас от великой битвы под Москвой. Но и поныне события тех суровых, героических дней волнуют умы и сердца наших современников.

В «Правде», главной газете страны, подготовили целую полосу с выступлением Егорычева. Но опубликовали только небольшой материал.

Позвонил Суслов с упреком:

– Товарищ Егорычев, а почему вы свой доклад не послали в ЦК?

Выяснилось, что Брежнев недоволен: фамилия руководителя партии в докладе московского секретаря прозвучала только один раз.

На следующий год, 8 мая 1967 года, стараниями Николая Григорьевича Егорычева на Могиле Неизвестного солдата в Москве зажгли Вечный огонь. А через месяц на Ближнем Востоке разгорелась война. В июне 1967 года в ходе Шестидневной войны маленький Израиль наголову разгромил объединенные силы арабских государств, вооруженные советским оружием. Поражение арабских армий произвело тяжелое впечатление на руководителей Советского Союза.

20 июня 1967 года в Москве собрался пленум ЦК. Первый вопрос – «О политике Советского Союза в связи с агрессией Израиля на Ближнем Востоке». С большим докладом выступил Брежнев. После обеда начались выступления по заранее утвержденному списку. Все шло гладко, пока не предоставили слово первому секретарю московского горкома Николаю Григорьевичу Егорычеву. За два месяца до войны он ездил в Египет во главе партийной делегации. «В Египте многое мне тогда показалось тревожным, – вспоминал Егорычев. – Вернувшись, я отправил обстоятельную записку в ЦК, в которой писал, что нам нужно глубже разобраться в событиях в Египте. Я просился на прием к Брежневу. Тот обещал встретиться, но ни он, никто другой не захотели меня выслушать».

Один из помощников Егорычева, прочитав текст будущего выступления на пленуме, пытался его предостеречь: стоит ли вам выступать так резко? Ведь понятно, кто обидится и что попытается предпринять в ответ…

Николай Григорьевич удивился:

– Я против Хрущева выступить не испугался, неужели сейчас смелости не хватит?!

Да уж, храбрости и мужества ему было не занимать. И еще любви к родному городу. Осенью сорок первого года Высшее техническое училище имени Баумана эвакуировалось в Ижевск. Студентам сказали:

– Идите пешком до Владимира. Там, может быть, вас посадят на поезд и отправят в Ижевск.

– Нет, – возразил студент четвертого курса бронетанкового факультета Николай Егорычев. – Я никуда не пойду. Я москвич, и я должен защищать свой дом.

В середине октября он пошел добровольцем в московскую коммунистическую дивизию. Его определили во взвод истребителей танков. Егорычев сражался на передовой, прошел всю войну, был дважды ранен. С орденом на груди вернулся в Бауманское училище, закончил учебу, и его сразу взяли на партийную работу. В 1956 году он стал самым молодым секретарем райкома партии в Москве, а в 1962-м возглавил столичный горком.

Речь, которая стоила ему карьеры, Егорычеву писал его недавний первый помощник в московском горкоме – мой отец. К тому времени он уже ушел из горкома. Первым помощником стал Георгий Леонидович Котов, он станет генералом и заместителем начальника управления КГБ по Москве и Московской области. А Виталия Сырокомского в 1963 году Егорычев сделал редактором «Вечерней Москвы». Редактору было всего 34 года – самый молодой в Москве. И его сжигало страстное желание сделать лучшую газету в городе. Из аморфной и скучноватой «Вечерка», которую именовали «московской сплетницей», превратилась в живую и влиятельную газету. После подписной кампании редактор с гордостью доложил коллективу: тираж газеты увеличился вдвое.

А в 1966 году Сырокомский перешел в «Литературную газету», которой суждено было стать трибуной советской интеллигенции, своего рода «Гайд-парком при социализме». Газету возглавлял писатель Александр Борисович Чаковский,