называлась Союзом польской молодежи (Związek Młodzieży Polskiej — ZMP). После этого наступил черед скаутов. Министерство образования запустило процесс «реорганизации» национального скаутского движения, объединяя мужские и женские секции, а также смещая старых лидеров и заменяя их более молодыми — менее опытными, но зато идеологически более гибкими. Новшества внедрялись постепенно. Сначала новая фигура появлялась на самом верху; затем он или она назначали нового заместителя; потом новый заместитель подбирал новых региональных лидеров и так далее. Новое общенациональное руководство скаутов осторожно приступило к изменению характера скаутской деятельности. В добавление к традиционным скаутским развлечениям — пешему туризму, организации кемпингов, обучению навыкам выживания на природе — отряды скаутов стали привлекать к «участию в повседневной жизни страны». Теперь они сажали деревья, помогали прокладывать телефонные кабели, работали в детских садах и яслях. Они должны были превратиться, по замыслу одного из высокопоставленных бюрократов, в молодежную версию «Польской службы» (Słuzba Polska) — совокупности неквалифицированных рабочих бригад, которые постоянно перемещались с одной строительной площадки на другую. Некоторых скаутов даже отправляли на фабрики или в мастерские приобретать рабочие профессии[531].

Одновременно польские скауты перестали быть организацией, объединяющей разные поколения. Если в прошлом в скаутских отрядах состояли юноши и девушки с подросткового возраста до двадцати пяти — двадцати семи лет, то ныне скаутов от шестнадцати лет и старше записывали в Союз польской молодежи. В организационном и финансовом отношении скауты постепенно утратили всякую самостоятельность, превратившись в подразделение Союза польской молодежи. В новом качестве их главной задачей оказывалось политическое просвещение детей. На практике они стали похожими на советских пионеров; в частности, их униформа тоже предполагала белые рубашки и красные галстуки[532]. В 1950 году скаутская присяга снова была отредактирована. В новой версии скауты присягали на верность народной Польше и обещали бороться «за мир и свободу народов».

Многие скауты понимали, что с ними происходит неладное. Как вспоминала позднее одна из активисток, «с каждым месяцем в нашем движении появлялось все больше чужих людей. Так, среди них оказался некто Косинский, якобы скаутский руководитель со стажем. Но он был таким же лидером скаутов, как я — балериной. Этот жуткий человек служил в [тайной] полиции»[533]. Некоторые скауты покидали «обновляемое» движение, переключаясь на иную деятельность. А те, кто был слишком молод, чтобы помнить настоящую скаутскую работу, полагали, что все идет, как надо, — как и их родители, желавшие, чтобы их дети жили по правилам и не попадали в неприятности.

Тем же, кто желал какой-то альтернативы, приходилось платить высокую цену[534]. Несколько скаутских отрядов ушли в подполье, обзавелись оружием, которое тогда еще имелось в избытке, и начали учиться воевать. В 1947 году тайная полиция выследила одну из таких групп в Кротошине. Ее лидер, восемнадцатилетний юноша, покончил с собой в момент ареста; другие члены, некоторые моложе пятнадцати лет, были арестованы и осуждены. Еще одна группа бывших скаутов в том же году была «ликвидирована» в Радзымине. На этот раз польские чекисты в качестве предостережения отправили министру образования членские билеты Союза польских харцеров, принадлежавшие задержанным: вот, мол, что происходит, когда за молодыми людьми плохо присматривают[535]. Но суровые кары грозили и тем недовольным, кто вообще не брал в руки оружие. В 1950 году семнадцатилетняя полька из Люблина предложила членам своей прежней скаутской группы встретиться в неформальной обстановке, чтобы поговорить на темы, которые не обсуждались в школе. Через год она и семь ее подруг были арестованы и осуждены на срок от трех до пяти лет: чтобы освободить пространство для эрзац-скаутов, все похожее на настоящую скаутскую организацию решительно искоренялось[536].

По-видимому, движение венгерских народных колледжей оказалось для венгерских коммунистов еще большим вызовом, нежели движение скаутов для их польских единомышленников. Если скауты ассоциировались с довоенным патриотизмом и «реакционным» (то есть центристским) сегментом политического спектра, то народные колледжи были откровенно популистским и левым проектом. Первые народные колледжи появились в Венгрии еще до войны; их учреждала группа романтически настроенных и новаторски мыслящих поэтов и писателей. Предназначенные для обучения крестьянских детей, новые образовательные заведения должны были совмещать функции школы, клуба и городского общежития для студентов из села. Это были не просто школы, а скорее общины в духе кибуцев, основанные на коллективистских ценностях, демократическом принятии коллективных решений, народных танцах и песнях. И хотя в их деятельности присутствовал ощутимый социалистический уклон, а некоторые их лидеры в годы войны присоединились к коммунистической партии, народные колледжи нельзя было считать советским или партийным начинанием.

После установление мира основатели колледжа имени Дьёрфи, первого народного колледжа, возобновившего деятельность в июне 1945 года, решили, что они могут продолжать работать в том же духе, что и прежде. С декабря 1944 года некоторые студенты и преподаватели из довоенного состава начали регулярно встречаться в старой немецкой школе, расположенной в освобожденной части Будапешта. На этих встречах обсуждался новый учебный план возрождаемого колледжа. Временное правительство поддержало этот энтузиазм, и вскоре колледжу было выделено новое здание, расположенное посередине фруктового сада, а также пансионат на озере Балатон. Но руководство учебного заведения очень хотело сохранить независимость. На торжественной церемонии открытия учебного корпуса довоенный директор Лайош Хорват призвал собравшихся, среди которых было много коммунистов, «бороться за автономию колледжа и защищать ее от партии и государства». В последующие месяцы этот человек вместе с единомышленниками основал Национальную ассоциацию народных колледжей (Nékosz), которая постепенно открыла десятки подобных заведений по всей стране[537].

Фактически автономия Nékosz была обречена с самого начала, поскольку ни один из колледжей этой системы не имел возможностей для самофинансирования. Все учебные здания — бывшие замки, казармы, виллы — были переданы им правительством, а их студенты жили на государственные стипендии[538]. Государственное влияние пришло вместе с государственными деньгами. Но цели коммунистического руководства заметно отличались от устремлений руководителей народных колледжей. На первых порах конфликт оставался неявным, а руководящие коммунисты публично поддерживали новую образовательную инициативу. И министр внутренних дел Ласло Райк, и министр культуры Реваи регулярно выступали в колледжах с лекциями, а Райк помог открыть в Будапеште колледж имени Петефи. Первое поколение студентов испытывало восторг от самого пребывания в народном колледже. Миклош Янчо, выпускник, позже ставший знаменитым кинорежиссером, отобразил энтузиазм и страстность того времени в фильме 1968 года «Светлые ветры»[539], название которого пришло из гимна Nékosz: «Пусть же на светлых ветрах заплещет наш стяг! „Слава, слава свободе!“ — он таким словами украшен. Дуйте же, светлые ветры, стремительней дуйте! Завтра придет, и тогда мы изменим весь мир!»

Через много