К тому же эти митинги используются как способ давления на другие точки политического пространства и на разворачивающиеся там противостояния – текущие (использование «кризиса Ельцина» в предвыборной кампании) или будущие (ораторы объявляют о предстоящих политических битвах). Через эту театрализацию политики демонстрируется стремление предоставить митингам ведущее место в институциональном процессе. Этим и объясняется повышенное внимание к кандидатам в депутаты, а затем и к депутатам СССР, которые становятся главными ораторами на митингах. Участие этих политических «звезд» во многом обусловливает успех массовых митингов. Особенно заметные кандидаты (которые и будут избраны в депутаты) – в большинстве своем политики высокого уровня, имевшие конфликты с «аппаратом». Самый популярный из них, Б. Ельцин, как мы помним, вступил в противостояние с «консерваторами» и «реформаторами-центристами» в октябре 1987 года. «Дело Ельцина» стало важнейшим поворотом в его политической карьере, из которого в 1989 году он извлек максимальную выгоду. Сотруднику Генеральной прокуратуры Т. Гдляну в 1983 году было поручено расследование коррупции в Узбекской ССР (так называемое «хлопковое дело»). По результатам расследования были обвинены несколько высокопоставленных партийных руководителей (в том числе Юрий Чурбанов, зять Брежнева). Но в 1988 году Гдляна отстранили от расследования по подозрению в использовании «незаконных методов». В 1989-м комиссия Верховного Совета СССР установила обоснованность предъявленных ему обвинений. И наконец, символической фигурой диссидентства стал А. Сахаров. Но прежде чем стать диссидентом, он долгое время принадлежал к научной номенклатуре: в 1953 году, в период работы над водородной бомбой, он стал членом Академии наук. Выразив первые сомнения в этических результатах своих исследований, он сразу вступил в противостояние с верхушкой политической власти (Хрущевым и одним из министров, ответственных за ВПК). Возможно, демократическое движение избрало его своей эмблемой в силу той ценности, которую он представлял для горбачевской власти. Его возвращение из ссылки в Москву в декабре 1986 года стало одним из сигналов, ознаменовавших начало Перестройки. Фигура Сахарова становится для демократического движения не просто символом диссидентства, но символом диссидентства, используемым Горбачевым.

Благодаря соприсутствию на публичной сцене представителей различных традиций «сопротивления», «оппозиция» может показаться однородной, однако в ней складываются внутренние различия и иерархии. «Звезды» демократического движения обладают приоритетным правом голоса на митингах. За ними следуют лидеры неформальных клубов первой когорты. Новички же из второй когорты сло́ва на митингах не берут, а занимаются их организационной поддержкой.

Сразу после своего избрания депутаты-демократы используют митинги для публичного представления своей программы действий и определения будущей повестки мобилизации. Предстоящие битвы определяются ими в одностороннем порядке: обращаясь к широкой публике («народу», прессе), демократы избегают любых переговоров со своими противниками. Все это разворачивается на сцене, с которой горбачевская власть не может выступать напрямую или, во всяком случае, предпочитает этого не делать (ни контрмитингов, ни вмешательства сил правопорядка не наблюдается). Вероятно, впечатляющее количество митингующих, привлеченных демократами, разубеждает власть в самой возможности состязания.

А главное, демократы, стремясь переопределить место и роль существующих институтов, постоянно вовлекают улицу в институциональную игру. Дополнительная демократическая легитимность, которой они заручаются благодаря митингам, в отличие от депутатов из лагеря противника, дает им символическое преимущество в реализации своих стратегий на институциональной сцене. Дистанция между парламентом и улицей сокращается еще больше из-за того, что I Съезд напрямую транслируется по всесоюзному телевидению[355] и тысячи людей каждый день собираются около стадиона «Лужники» эти трансляции обсуждать.

Депутаты-демократы стремятся перевернуть отношения иерархии между Съездом и Верховным Советом в процессе принятия решений. Предчувствуя, насколько сложно им будет избраться в ВС, они всеми средствами пытаются превратить первую сессию Съезда в ключевой момент политической жизни. В ходе митинга 21 мая Сахаров настаивает на том, что ВС должен быть лишь рабочим органом и что роль принятия законов должна принадлежать исключительно Съезду[356]. Противостояние между избранниками от «демократов» и теми, кто властвует на Съезде, то есть Горбачевым и его окружением, выливается в борьбу за определение сценария, по которому будет проходить первый Съезд, то есть за его повестку дня и продолжительность. В резолюции митинга 21 мая сказано:

Съезд народных депутатов должен выполнить наказ народа и, взяв в свои руки всю полноту власти, осуществить подлинные перемены […]. Съезд не должен расходиться, пока он не заложит законодательную основу для решения этих проблем, рассмотрев затем вопрос об избрании Верховного Совета СССР[357].

В результате Верховный Совет будет избран все-таки в начале сессии, и демократам действительно будет сложно туда пройти (Ельцину это удастся благодаря самоотводу другого кандидата). В итоге все разыгрывается не по сценарию демократов. Но все-таки Съезду отводится не та формальная роль, которая предполагалась по Конституции: вместо одной сессии в год он будет созываться три раза за десять месяцев (с мая 1989 по март 1990 года) – для принятия решений по ключевым вопросам.

Затем депутаты-демократы направляют свою критику на партию. На митинге 12 июня 1989 года, после I Съезда, Ельцин, недовольный полученными результатами, требует досрочного созыва XXVIII партийного съезда и принятия закона, который подчинил бы КПСС решениям Съезда народных депутатов. И наконец, на волне митингов, поднявшейся 25 февраля 1990 года более чем в 300 городах, неформалы-демократы пытаются навязать власти проведение «круглого стола» по модели восточноевропейских стран.

На первый план выдвигается образ демократического движения как движения активного и бескомпромиссного, пребывающего в состоянии перманентного конфликта с аппаратом в силу самого характера его лидеров. Депутатам предлагается определить место ряда институций, поскольку пересмотр Конституции оставил открытыми некоторые вопросы, в частности о функционировании двухуровневого парламента. В этой ситуации массовые митинги используются для зарабатывания очков на институциональной арене.

Эффекты иерархизации

Массовые митинги эксплуатируются не только депутатами; в них участвуют все виды клубов, включая те, которые слабо вовлечены в предвыборную гонку. Даже организация митингов как таковая становится ставкой в состязании: идет борьба за роль инициатора того или иного митинга, за определение его содержания, за роль официального заявителя, за то, кто будет определять сценарий игры, контролировать доступ к микрофону и обеспечивать поддержание порядка. Эта борьба свидетельствует о метаморфозах в мире неформалов и о новых иерархиях, которые в нем возникают.

Внутри движения устанавливается новый принцип разделения труда, который мало кем ставится под вопрос. Превосходство верхушки «звезд» становится неоспоримым. Уровнем ниже «интеллектуальные» клубы (клубы первого поколения и «Московская трибуна», куда входят исключительно представители интеллектуального истеблишмента) занимаются разработкой стратегий и оспаривают друг у друга роль ведущих на митингах. На уровне организации идет соперничество между «Московским народным фронтом» и «Мемориалом»: не придя к согласию, они по очереди выполняют функцию организаторов ежедневных