— отмахиваюсь от подруги. Кира понимающе кивает. Предлагаю ей остаться у меня с ночёвкой, но она отказывается, сказав мне, что не взяла с собой седативные.

И снова возвращаюсь в пустую квартиру, к своему одиночеству. Я взяла академический отпуск, нашла риелтора, чтобы сдать квартиру. Стены давят, бесконечная тишина действует на нервы, особенно по вечерам, когда тоска накрывает сильнее и вкупе с лёгкой тошнотой, кажется пыткой.

Когда мне удаётся сдать квартиру, уезжаю к родителям в посёлок, предупредив следователя, что в случае чего, в связи с состоянием моего здоровья, не буду присутствовать на суде. Все показания, что были нужны следствию, я дала, предоставила всю информацию, и больше сказать мне нечего. Спустя пару недель он звонит мне, но я не беру трубку и не читаю сообщение, что он написал, сразу же удаляю его, не глядя.

"Стрельцов скончался, не приходя в себя", — эти слова снятся мне в кошмарах. Буквально каждую ночь я вижу это на экране своего мобильного, а потом, вся покрытая липким потом, просыпаюсь. Даже если он умер, я не хочу об этом знать. Если жив, он, возможно, постарается найти меня.

Следователь больше не пишет и не звонит мне. Пару раз рука сама ложится на телефон, а глаза сверлят его номер, но я всеми силами отговариваю себя от этого поступка. Пусть всё останется так, как есть. Тревога с каждым днём все слабее, свежий воздух и компания родителей помогают мне прийти в себя.

* * *

Долго быть в неведении мне не позволяют, правда открывается очень скоро. Я совсем расслабилась. Обычно позволяю себе проспать до обеда, никто не напрягает меня домашними делами с самого утра, и рано утром я встаю только в те дни, когда нужно посетить больницу. Это очень нервные дни, я всегда чувствую себя неважно, когда иду туда пешком, погруженная в свои мысли, когда стучусь в кабинет врача. Мама иногда ходит со мной, но в последние два раза она отказывалась, мол, я уже взрослая девушка, и могу справиться со всем самостоятельно.

В один из таких дней по дороге в больницу я получаю смс сообщение от своей квартирантки — фотографию обычного почтового конверта и подпись:

"Диан, тут тебе письмо пришло. Я звоню, ты не отвечаешь, что мне делать с ним?"

Женщина эта очень открытая и любопытная, скидывает мне едва ли не каждую рекламку из почтового ящика, сообщает обо всех происшествиях в целом доме, так как состоит в домовом чате, поэтому я редко обращаю внимание на её сообщения, и могу не взять трубку, если она звонит, но в этот раз всё совсем иначе. Особенно в тот момент, когда я увеличиваю фотографию и читаю имя отправителя.

"Стрельцов Вадим".

Лихорадочно, делая опечатки, пишу ей, чтобы она развернула конверт и сфотографировала содержимое, но ни в коем случае не читала его.

Если отправитель он, значит, он всё-таки жив? Жив же? Об этом мне хотел сказать следователь? Какая же я всё-таки дура...

Так и сижу в коридоре, вытирая слёзы рукавом свитера, под понимающие взгляды других женщин и даже некоторых мужчин. Едва не пропускаю свою очередь, в томительном ожидании нового сообщения от квартирантки, едва сдерживаюсь, чтобы не позвонить ей с претензиями. Сообщение от неё приходит, когда я нахожусь в кабинете врача. С этого момента сижу как на иголках, и только заканчивается приём, пулей вылетаю в коридор. Открываю фотографию и пытаюсь прочесть, что там написано.

Почерк ровный, аккуратный, и, увеличив фото, я могу разобрать каждое написанное им слово.

"Привет, малыш. Мне говорят, что ты не берёшь трубку, но я очень надеюсь, что ты в порядке. Со мной всё относительно хорошо. Живой. Я капец как удивлён, что выбрался, если честно, но какая теперь уже разница, да? Хочу ещё раз попросить у тебя прощения. Не знаю, нужны ли тебе мои извинения, может, ты, вообще, обо мне и знать не желаешь, но, всё равно, прости. Я не знаю, что написать. Хотел бы увидеть тебя, поговорить. Рассказать тебе, почему я так сделал, что меня, так скажем, толкнуло на этот шаг. Не оправдываюсь, просто хочу, чтобы ты знала. А, впрочем, ладно. Мне, говорят, лет шесть дадут, не меньше. Может, больше, я не знаю, но пока что так. Спасибо тебе за всё. Я буду очень рад, если у тебя сейчас всё хорошо. Если не получу от тебя ответ, значит, наверное, так оно и есть. Будь счастлива, и больше не впускай незнакомцев в свою квартиру. Я не жалею о том, что всё так получилось на дороге. В последний день. Если бы у меня была такая возможность, я бы сделал это снова. Я люблю тебя".

Глава 38. Вадим

Свобода кажется не тем, о чём я мечтал эти три года. Да я и не мечтал вовсе, думал только о том, как скоро мне удастся сделать глоток свободы со вкусом горечи во рту. Вкусом пепла.

Мне несказанно повезло. Если это можно так назвать. Рассчитывал провести в клетке не меньше шести лет, а провёл всего три. Но дело было вовсе не в том везении, когда говорят, мол, на него всё падает с неба. На меня не падало. Они, эти чёртовы суки, старались изо всех сил, чтобы я не просто не вышел, но и просидел там дольше, чем было написано в приговоре.

Меня не били плёткой и не загоняли иглы под ногти, чтобы признался в том, чего не совершал. Сначала были провокации с целью закрыть меня в одиночке. Потом пошли тумаки. Ответишь — и снова попадёшь в одиночку. Не ответишь — что ж, завтра тебе будет ещё больнее. О мелких косяках в виде криво пришитой пуговицы и говорить нечего. Но я пришивал ровно, не прикопаешься, и они рвали раз за разом, не гнушаясь долбануть меня по пальцам, чтобы не смог держать иглу. Я мог. Даже, когда они почти не гнулись.

Я не знаю, как я это выдержал. Парочка новых шрамов на лице, два сломанных ребра, непроходящие синяки и ссадины — я был похож на ходячее кровавое месиво, пока ходатайство не было, наконец, принято. Той ночью, думал, меня убьют, и, признаюсь, был готов к этому, но никто не пришёл. От меня отстали. Сокамерник мой, Женька, сказал: "Гору как не пинай, как не ломай, с места никогда не сдвинешь".

Сдвинуть с места меня могла только она. Та, которая не