а их серые и чёрные плащи вздувались маленькими парусами. В центре площади стояли деревянные ящики в человеческий рост, и Габриэль знал, что один из них не пустой. Он присутствовал при поимке монстра. Теперь люди, живущие вокруг леса, снова в безопасности. Бестия не могла ускользнуть от ордена: все ходы в старой крепости охранялись братьями-сариантами – с копьями в руках, облачённых в железные перчатки, с мечами за поясом и в тёмных накидках с гербом поверх доспехов.

В поведении братьев, находящихся во дворе крепости, что-то изменилось. Они поднимали копья и расправляли плечи. Во двор вошёл Лев, и каждый, кто его замечал, склонял голову. Проверяя плотно ли закупорены ящики для транспортировки, рыцарь похлопывал некоторых братьев в чёрных и серых плащах по наплечникам. Его красный плащ плыл огненным островом в чёрно-сером море. Когда речь шла об отклонении от нормы, Лев ничего не оставлял на волю случая. Габриэль знал, что своим посвящением обязан ему. Уже собираясь перевести взгляд на остальные сторожевые башни, он заметил, как во дворе вспыхнул ещё один красный плащ. Этот рыцарь был ниже ростом и субтильнее большинства братьев. Но все они расступались перед ним, и, как было известно Габриэлю, не только из почтения. Этот брат ордена никогда не поднимал забрало своего железного шлема. В металлической пластине были прорезаны лишь две узкие смотровые щели. Габриель ещё ни разу не видел его лица. Говорили, что железный поклялся показать своё лицо только Богу. Но ходили и другие слухи: некоторые стажёры рассказывали, что в одном бою с богомерзкими его страшно изуродовали, и расступаться братьев заставляли в том числе и эти истории. И правильно сделали, что отпрянули: Габриэль уже видел, на что способен этот рыцарь. Не свяжи он монстра, им пришлось бы оплакивать раненых, а может, и убитых. Самым действенным оружием рыцарей против богомерзких существ было оружие, получившее благословение. Словно по собственной воле, освящённые железные цепи метнулись вперёд и обвились вокруг оборотня. Габриэль не знал больше ни одного рыцаря, который обходился с ними с такой ловкостью.

Красные плащи встали напротив друг друга. Один – сильный и величественный, другой – узкоплечий и жутковатый. Лев и Змея.

Взгляд Габриэля блуждал над кронами близлежащих деревьев и исчезающей между ними серебристой речкой. Ночь лишила лес всех красок, оставив лишь разные оттенки серо-голубого и сверкающую ленту реки. Место было не лишено красоты, но дальше… Он заставил себя перевести взгляд с верхушек деревьев на стену тумана над лесом. Вид этой серой дымки почему-то заставил его содрогнуться. Непроницаемая серость колыхалась там целый день, будто какая-то граница.

Сильный порыв ветра взлохматил ему тёмные волосы, закрыв обзор. На луну наползли тучи, зарядил мелкий дождь. Надо было надеть шлем, хотя он и ограничивал видимость. Укротив волосы, он увидел, что из серой дымки выплыл какой-то силуэт. Туман ещё не позволял чётко разглядеть, кто это, но Габриэль уже мог редставить облик этого человека. Он шёл, пошатываясь, вверх по узкой тропинке, тянущейся до самой крепости на вершине скалы. Габриэль, свесившись за зубцы башни, приставил ладонь козырьком ко лбу, чтобы защитить глаза от мороси. Кем бы ни оказался вышедший из дымки, он был маленьким и хрупким. Однако Габриэль был предупреждён о хитрости богомерзких и хорошо знал свой долг. Правая рука крепче обхватила копьё, а левая нащупала на боку рог.

Дождь растопил снег, превратив его в ручьи, и размягчил землю. Сапоги с чавканьем вырывались из глинистой жижи. Шаг за шагом она продвигалась по размытой дождём тропинке. Под лужами скрывался коварный лёд. При каждом шаге по спине била гитара. Струи дождя, делая всё вокруг матово-серым, текли по лицу и куртке и пропитывали влагой брюки.

Но Мерле видела только бледные лица на тёмных корнях. Безжизненные, с закрытыми глазами, Рафаэль и Самира лежали в земляной яме, теперь соединённые навечно. Под бледной кожей просвечивали голубоватые вены. В золотистых волосах Самиры застряли комья земли. На узких пальцах ещё искрились кольца.

Для многих оба они превращали школу в ад – но такого конца не заслуживает никто. Все подростки – монстры, но они могут измениться: будущее открывает большие возможности. А у этих двоих она отобрала будущее навсегда.

Внутренний голос настаивал, что она не виновата, что не она отправила обоих под землю. Но действительность заглушала этот голос. Девочка-дерево хотела видеть её счастливой и, почувствовав её желания, исполнила их. Мерле сотворила монстра, и что самое ужасное – тёмная её часть наслаждалась этим. «Мы хотим сделать тебя счастливой». Каким вконец испорченным нужно быть, чтобы тебе приносили счастье страдания других?! Она сама и есть монстр!

Мерле плотнее прижала к себе промокшую насквозь спортивную куртку. Сейчас она хоть что-то может сделать правильно. Охотники за монстрами пришли захватить чудовище – и она отдаст им в руки настоящего монстра, тем самым избавив Аркен от тьмы.

Возможно, так и Титус обретёт покой. И более того: насколько легче станет жить другим, если она исчезнет!

Пальцы глубже зарылись в пахнущую затхлостью ткань. Мерле дрожала от холода и сырости. Струи дождя, смешавшись с подводкой вокруг глаз, тёмными ручейками текли по щекам. В тёмной дождливой ночи Кацбукель возвышался как скала из сгустившейся черноты. В ночной тишине пронёсся зов боевого рога. В разрушенной крепости на самом верху с ветром и дождём боролись факелы. Туда она и устремилась.

Загромыхали цепи: это в воротах подняли решётку. Мерле вошла в арку ворот, и в глаза ей ударил свет факелов и костров. Путь ей преградил юноша, почти мужчина. Капли дождя барабанили по его серебристым доспехам. Он нацелил в неё копьё, словно она какой-то дикий зверь. Очевидно, у него хорошо развито чутьё, и он видел в ней чудовище, кем она и была. Его зелёные глаза изучающе разглядывали её. Тёмные волосы прилипли ко лбу. Он не спросил, что ей здесь нужно, лицо его оставалось непроницаемым. Взмахом копья он велел ей идти дальше, а сам пошёл следом, направив оружие ей в спину.

Во внутреннем дворе крепости среди массивных деревянных ящиков её ожидали люди в латах. Шла погрузка в чёрные фургоны на огромных колёсах. Никто не произносил ни слова. Под струями дождя шипело полыхающее в чугунных чашах пламя. К ней подошли с десяток братьев ордена. Один из них, человек в алом плаще и с седеющими светлыми волосами, заговорил с ней:

– Скажи, дитя, что привело тебя к ордену Молота? – На неё сверху вниз смотрело