– Ох уж эта война! – воскликнула она. – Он будто стал другим человеком. Едва ли снова пел. А у него был такой миленький голос. Напоминал мне Джимми Роджерса. Вы, наверное, такого не помните.

– Моя мама иногда его слушала. Это у него же была песня про пчелиные соты, да?

– Пчелиные соты, – запела она, переступая маленькими ножками, и допела весь припев.

– Да, эта самая, – сказал Демарко.

Затем ее лицо стало серьезным.

– Я ни на секунду не верю в то, что говорят о нем люди. Как я понимаю, вы слышали, что произошло там, к западу?

– Да, ужасное событие, – сказал он.

– Такой милый мальчик, как Эмери, никогда бы не смог такого сделать. Никогда.

Демарко снова кивнул и на какое-то время замолчал.

– В любом случае, – продолжил потом он, – мне сказали, что семья Ли Грейс происходит откуда-то из гор.

– Хребет Дикой кошки, – ответила женщина. – Так его называла Ли. Ее предки были там лесорубами, пока государство их не перенаправило.

– Вы, случайно, не знаете, как мне попасть на этот хребет Дикой кошки?

Она снова моргнула.

– И что вы там ищете?

– Я разыскиваю ее семью, – сказал он ей.

– Полицейский? – удивилась она, а затем грозно продолжила: – Если этот парень так умен, как я о нем думаю, он уже давно отсюда уехал.

– Когда вы видели его в последний раз? – спросил Демарко.

– Когда он вернулся домой, чтобы похоронить свою мать, вот когда. И он был со мной столь же добр и любезен, как и всегда. Я просто надеюсь, что вы все оставите эту семью в покое.

На этом она резко закрыла дверь. От этого Демарко в лицо ударил прохладный воздух, а затем снова стало душно.

По дороге обратно к фургону Демарко ухмыльнулся, вспомнив, как Уолли Стампнер даже не моргнул от имени Вирджил. Вирджил Хелм. Эмери Саммервилл. Каждый раз, когда Демарко говорил «Вирджил», приходилось ли Стампнеру делать паузу и думать «Эмери» перед тем, как ответить? Это тогда было бы похоже на перевод с одного языка на другой.

И если не считать Уолли Стампнера, а взять Абердин, знал ли кто-нибудь из тех людей настоящее имя Вирджила? Наверное, нет.

Но что насчет Ройса, его работодателя? Разве он не знал?

Нет, если он платил Вирджилу-Эмери неофициально. Избегал налогов. Всей этой бюрократии.

«Но если Эмери-Вирджил все еще жив, – рассуждал Демарко, – ему будут приходить военные чеки, так? Этот человек болен, сейчас, вероятно, еще сильнее, чем когда уехал из Абердина. Бронхит. Мигрени. Проблемы с кишечником. Потеря памяти. Сексуальная дисфункция. Боли в суставах и мышцах. И благодаря обедненному урану даже повреждения клеток и ДНК».

Демарко знал трех таких ветеранов в Пенсильвании. Двое из трех в конце концов отказались от лечения и просто ждали неизбежного конца. И один уже дождался. Эмери, подозревал Демарко, тоже должен был отказаться от лечения. Поэтому он стал Вирджилом Хелмом? Чтобы отдалиться не только от войны, но и от страны, которая бросила его?

Демарко залез в фургон, завел двигатель, включил кондиционер и снова позвонил рядовому Моргану.

– Можешь еще проверить, нет ли у Эмери Элиота Саммервилла каких-нибудь штрафов или арестов?

– Я так и подумал, что вы это спросите, – сразу ответил Морган. – Нет, он чист.

– Черт. А ты сейчас за компьютером?

– Да. Что вам нужно?

– Открой снова его дело. Медицинское. Последнее число его лечения.

– Минуту.

Демарко ждал. Воздух от кондиционера теперь уже был прохладным, поэтому он закрыл дверь и откинулся на спинку сиденья. Если не считать стоимости бензина и трудностей с поиском места для парковки, то ему уже начала нравиться его сухопутная яхта. «Половина которой, – напомнил он себе, – принадлежала не на шутку взбешенной Джейми».

Он задумался, как она там. Как она проводила свой день? Прошло уже почти семь часов с тех пор, как он послал ей эсэмэску. Может, ему снова ее послать? Но что, если сейчас она как раз отходила – может, новая эсэмэска ее только снова раззадорит? Эта сторона отношений теперь стала сложнее, чем раньше, благодаря всем этим телефонам и электронной почте. В прошлый раз, когда у него была девушка, все, что от него ожидалось, – это лишь один звонок в три-четыре дня. Меньше, если ты звонишь из другого штата. Теперь, судя по всему, ожидания варьировались от…

– 2014-й, – сказал Морган. – 9 апреля.

Демарко резко вернулся в настоящее:

– Это было всего лишь за три месяца до его исчезновения.

– Так, значит, он беглец? – спросил Морган.

Демарко решил не отвечать. Вместо этого он снова поблагодарил Моргана, повесил трубку и потянулся за блокнотом.

– Ладно, – сказал он вслух, так ему было проще разложить свои мысли по полочкам. – Например, он перестал ходить в государственную больницу и пошел в местную. Или же вообще бросил это дело. Скорее всего, не захотел терять свои чеки, но как он их получал? Может, кто-то ему их присылал? Может, он берет их из какого-то определенного почтового ящика? Или, может, у него есть личный счет? Но в каком банке?

Он знал, что в квартире Вирджила в Абердине не было найдено ни клочка бумаги, вообще ни единой ценной улики. Она была абсолютно пуста и выглядела так, словно там никто никогда не жил.

– Но как это относится к другому имени? – задался он вопросом.

– Итак, – сказал он. – Если мы предположим, что это он ответственен за смерть тех девушек, тогда новое имя ни к чему не приведет. Ему нужно было оставаться анонимным, или же его могли поймать. А если же мы предположим, что он невиновен… Тогда это труднее объяснить.

– Труднее, – сказал он зеркалу заднего вида, откуда на него смотрели его же глаза, – но это возможно.

Ветеран в отставке, которого он знал в Пенсильвании, три раза ездил в Ирак. Чем больше страдало его здоровье, тем больше он ненавидел государство за то, что оно его туда посылает. Он перестал лечиться. Говорил, что перестал бы брать чеки, если бы не жена и дети. Под конец все, чего он хотел, – схватить парочку автоматов и убрать всех государственных служащих в больнице штата Вирджиния. Но тогда он уже был в инвалидном кресле, и жена отказалась везти его в больницу. Так что вместо этого он убрал себя сам.

Демарко тяжело выдохнул, глядя в окно. Он нарисовал на стекле круг. Провел линию через круг. Посмотрел через круг на горы на востоке.

– Хребет Дикой кошки, – сказал он себе.

– Роджер Уилко, – добавил он полминуты спустя и пристегнул ремень безопасности.

– Маршрут до Национального леса Дэниеля Буна, – сказал Демарко своему GPS-приложению. Приятный женский голос с иногда забавным произношением заявил, что ближайшая точка въезда находится в Лондоне, в пятнадцати милях к северу. Но слабенький голосок в его голове сказал что-то вроде: «Не-а. Слишком далеко». Чтобы добраться до Лондона, Демарко нужно было проехать пятнадцать миль вдоль леса и, как он подозревал, мимо Эмери, который наверняка выходил из леса, чтобы навестить могилу своей матери.