Я кладу руку на живот и обещаю Еве, что сделаю для нее все, что в моих силах. Я желаю ей расти здоровой, сильной, умной, мудрой, интересной и, прежде всего, доброй. Я трепещу перед возложенной на меня ответственностью.

В то же время, когда я пишу в блоге об острове Медальон, меня охватывает почти невыносимое чувство утраты. Совсем скоро я уеду: сначала на Фолкленды, а вскоре после этого в Британию, уже навсегда.

Я снова начала переживать из-за того, как расскажу обо всем Патрику. Я знаю, что он занимался поисками своего отца, но понятия не имею, как он отнесется к перспективе стать им самому. Вероника не предупредила его о моем приезде и, похоже, считает хорошей идеей, если я возникну перед ним как по волшебству. Я же не уверена, что он оценит настолько мелодраматичный жест. Пытаюсь представить его лицо, когда он увидит меня… Увижу ли я на нем радость? Нет, скорее всего, это будет шок. А затем еще один, более монументальный, когда я признаюсь ему, зачем приехала.

Мы с Майком шагаем по отполированной гальке пляжа. Когда я вижу, как Дитрих сходит с корабля с рюкзаком за плечами и радостно машет нам рукой, я испытываю наплыв самых разных чувств, но на первом месте среди них – острое чувство вины. Он сообщил нам в письме, что его жена выздоровела, и он снова смотрит с оптимизмом на будущее нашего исследовательского центра. Как он огорчится, когда узнает, что я уезжаю.

Как только он заглядывает мне в глаза, он понимает, что что-то не так. Он заключает меня в медвежье объятие, которое длится дольше обычного. Я ни капли не возражаю.

– Не переживай, Терри. Мы позаботимся о пингвинах.

– Я знаю.

Больше я ничего не могу сказать, потому что Майк тоже здесь. Они с Дитрихом обнимаются, но коротко и не так крепко.

Я уплыву на том же корабле, который доставил на остров Медальон Дитриха. Очень удачно, что он смог вернуться уже сейчас, но все равно, мне бы хотелось, чтобы у нас было больше времени на то, чтобы проститься. Конечно, первым мою новость должен узнать Патрик, но мне так хочется отвести Дитриха в сторонку и открыться ему. Но у меня есть всего несколько часов, чтобы сообщить ему новости о пингвинах и оставить им с Майком инструкции на неделю моего отсутствия.

Последние несколько дней Майк был со мной колючим и постоянно огрызался, но сегодня утром он в замечательном настроении. Наверное, рад, что я уезжаю. Я сказала ему, что цель моей поездки на Фолкленды – встретиться с Вероникой и уговорить ее не прекращать наше финансирование. Наверняка он к тому же считает, что сейчас я хочу держаться от него подальше из-за того, что узнала, что он влюблен в меня. Он и не подозревает, какая это мелочь в сравнении с остальными моими проблемами.

В полевом центре я объясняю, как распределить рабочие обязанности – это несложно, потому что Дитрих займет тот же участок, который находился в его ведении раньше, а мой участок они поровну поделят между собой. Блог уходит на каникулы, если только кто-то из них не загорится желанием что-нибудь написать или опубликовать фотографию. Но это маловероятно.

Они проводят меня обратно к шлюпке, которая доставит меня через мелководье к самому кораблю.

– Пока, Терри. Передавай привет Веронике.

– Обязательно. Пока, ребята. Ведите себя хорошо!

– Ты тоже! – отвечает Дитрих.

Маленькое суденышко сильно раскачивается на волнах, но я не обращаю внимания на тошноту, подступающую к горлу. Внезапно я снова чувствую надежду. Мягкое покрывало тумана окутывает горные вершины. Солнце игриво выглядывает из-за облаков и снова прячется, а вокруг меня ослепительно сверкают айсберги. Яркий свет окрашивает брызги воды во все цвета радуги. За бортом плещутся и ныряют пингвины, радостно выписывая в воде замысловатые крендели. Ветер треплет мне волосы. Пришло время взглянуть в лицо будущему.

49

ПАТРИК

Остров Болдер

Бабуля страдает от острого воспаления вредности. И почему-то все ее язвительные слова направлены против меня, и она то и дело отпускает колкие комментарии о верности, бросая в мою сторону многозначительные взгляды. Предположу, что это она так завуалированно намекает на мое бегство с острова Медальон.

Я наблюдал за ее съемками в течение последних нескольких дней. Несмотря на занятия с Дейзи, она продолжает забывать свой текст и вынуждена записывать по несколько дублей. Она, вероятно, все время думает о своем сыне: заново переживает прошлое, вспоминает, как она рожала его в том монастыре, и тот ужасный день, когда его у нее забрали. Я восхищаюсь тем, как мужественно она держится.

Я дурачусь и изображаю веселье, но это хорошая мина при плохой игре. То, что произошло с моими родителями, ужасно, катастрофично, и с этим почти невозможно смириться. Не могу выбросить это из головы. Хорошо, что Бет рядом – сейчас я в таком состоянии, что только она не дает мне сорваться.

Сегодня бабуля с утра пораньше огрызается на любого, кто посмеет с ней заговорить. А сейчас она подзывает меня к себе и с чрезвычайно важным видом натягивает пальто. Я вытягиваюсь по стойке смирно.

– Патрик, нам с тобой не мешало бы прогуляться. Да, прямо сейчас. Нет, Дейзи, тебе с нами нельзя. Мне нужно посекретничать со своим внуком.

Ее губы плотно сжаты, и у меня такое чувство, что меня сейчас будут ругать. Что я натворил на этот раз?

Она выходит за дверь, потрясая ярко-красной сумочкой как копьем. Ее шаги по гравию звучат барабанной дробью. Я выхожу вслед за ней и держусь на шаг позади, словно она особа королевских кровей.

– В чем дело, бабуля? Что-то случилось?

– Меня терзают некоторые опасения, Патрик. Разнообразные и отнюдь не шуточные.

Она отказывается мне что-либо говорить, пока мы не уходим на достаточно большое расстояние от лоджа. Ветер шевелит ее белые волосы, когда она поворачивается ко мне. Под маской суровости я замечаю озорной огонек в ее глазах.

– Не буду выбирать выражений и просто скажу, что ваши с Бет аморальные выходки были замечены.

– Что?

– Я видела вас вчера, обнимающихся на прибрежной тропинке!

– Нет! – поверить не могу, что бабуля за нами следила. И, разумеется, она сразу же предположила, что плохой, неуравновешенный Патрик снова взялся за свое. – Нет, бабуля. Ничего подобного! Это было не то, что ты…

Она прерывает меня, ее голос полон яда.

– Излишне говорить, что я в тебе крайне разочарована. Я знаю, что ты переживаешь