трудные времена, и как никто понимаю, что, как Маккриди, тебе свойственно непостоянство. Но это нижайшая подлость, какую только можно себе представить. Зажиматься по углам с этой вертихвосткой, которая мало того, что мать нашей дорогой Дейзи, но и замужем за человеком, которого ты называешь своим другом. Мне стыдно за твое поведение. Могу только надеяться, что тебе тоже стыдно, и дело не зашло дальше объятий.

Я вскидываю руки.

– Конечно, нет, бабуля. Между мной и Бет абсолютно ничего нет. Мы просто поговорили по душам, я был расстроен из-за мамы, а она расстроилась из-за Дейзи, и мы оба просто нуждались в объятиях.

– Просто поговорили по душам? – уточняет она заинтересованно.

– Просто поговорили по душам, клянусь тебе… чем хочешь… клянусь пингвинами.

Впервые за долгое время ее губы трогает живая улыбка. Но потом она снова хмурится.

– Если тебе нужно было поговорить с кем-то по душам, почему ты не пришел ко мне? – сердито спрашивает она. – Разве я плохой слушатель?

– Хороший, по-своему, но в половине случае ты не слышишь, что я тебе говорю, а мне бы не хотелось кричать об этом на всю вселенную.

– Это я слышала, – фыркает она.

Некоторое время мы идем молча, пока не достигаем границы колонии папуанских пингвинов. Тысячи черно-белых коротышек снуют туда-сюда на больших розовых лапах. Разговаривать из-за шума становится все труднее.

– Ты скучаешь по Терри, не так ли? – внезапно выпаливает бабуля, и ее вопрос звучит почти с отчаянием.

Ну, раз уж я обидел ее тем, что раньше не болтал с ней по душам, то почему бы не начать работу над ошибками прямо сейчас?

– Если честно, бабуля, то да, скучаю. Больше, чем могу выразить словами. Я скучаю по ней каждой клеточкой своего естества. Каждой молекулой. Каждым атомом.

– Ах, Патрик, – горячо вздыхает бабуля. – Я так рада это слышать.

Во всяком случае, мне кажется, что именно это она и сказала. Но ее слова тонут в щебете птенцов и трубном гомоне взрослых пингвинов.

Я бросаю взгляд на колонию и чувствую острую тоску по острову Медальон.

А потом оглядываюсь на бабушку и вижу, что она указывает куда-то пальцем.

50

ТЕРРИ

Остров Болдер

Такое чувство, что я сижу на этом камне целую вечность. Возможно, я уже начала врастать в него, медленно превращаясь в непонятный органический нарост. В аэропорту меня встретил тихий, приятный мужчина на «лендровере», который представился Лиамом, и привез меня сюда, сказав, что Вероника распорядилась, чтобы я ждала ее здесь и никуда не уходило. Мой багаж он увез с собой, бросив на прощание: «Вот и отлично. С этим разобрались. Увидимся на ранчо».

Теперь я тут одна, но это и к лучшему. Я чувствую, что пока не готова встретиться лицом к лицу ни с Патриком, ни с Вероникой, ни с кем-либо еще. Мне нужно время, нужно посидеть вот так, неподвижно, ощущая спиной теплое солнце и слушая крики пингвинов.

Вероника спланировала все до мельчайших деталей. Со свойственной ей мелодраматичностью, она выбрала это место, потому что оно показалось ей живописным и романтичным. Он не сразу увидит меня с дороги из-за особенностей рельефа, но как только я окажусь в поле его зрения, на заднем плане будет видно сверкающее синее море и покатый изгиб холма, а между ними – колония папуанских пингвинов, оживляющая картину и придающая ей яркость.

Сейчас я не чувствую тошноты, только посасывает под ложечкой и неумолимо клонит в сон. Прошлую ночь я провела в отеле в Ушуайе, в одиночестве, слушая звуки города за окном. Несмотря на усталость, я до самого утра проворочалась в постели, совершенно не в силах уснуть.

Я наблюдаю за тенями от облаков, скользящими по оливково-зеленым холмам. Не знаю, что скажу Патрику, когда он появится. Я прокрутила в голове так много версий этой сцены, но ни одна из них не кажется искренней, а что бы ни случилось, я хочу, чтобы это было искренне. Поэтому как распорядится судьба, так и будет озвучено мое признание.

Я слышу его голос еще до того, как вижу его.

– Терри!

Я подпрыгиваю от неожиданности, хотя буквально ждала его появления последние полчаса.

В его голосе слышится абсолютное изумление.

– Боже мой, Терри! Это ты!

Изумление, радость и… нежность.

Мое сердце начинает бешено колотиться. Мне так сильно его не хватало, но я не могу сказать ему об этом.

Я не чувствую своего тела, когда с трудом поднимаюсь на ноги. Патрик бежит ко мне, раскинув руки, заставляя толпы орущих пингвинов бросаться врассыпную, когда он проносится мимо. Позади него, на расстоянии, я вижу фигуру Вероники, одетую в красное. Она машет мне рукой. Она остановилась на тропинке, недалеко от лоджа, и не подойдет ни на шаг ближе, пока я не обговорю все с Патриком.

И вот он здесь, подхватывает меня на руки и осыпает поцелуями. Я чувствую, как его поцелуи возвращают меня к жизни, словно летний дождь – увядшее растение после засухи. Патрик воспринял мой приезд как знак того, что я все еще люблю его. И я люблю. Люблю.

Но я не могу забыть того, как он бросил нас. Я отталкиваю его и наотмашь даю ему пощечину. Он отшатывается назад, вскрикнув от неожиданности. А затем начинает быстро говорить.

– Знаю, знаю, я не виню тебя. Я вел себя отвратительно, гадко, глупо и эгоистично, и я тебя не заслуживаю.

Он продолжает тараторить без умолку, и его слова кажутся мне такими же бессмысленными, как гомон пингвинов.

– Замолчи! Просто замолчи, пожалуйста, Патрик.

Он замолкает.

Пришло время сказать ему.

Слова неуверенно срываются с губ.

51

ПАТРИК

Остров Болдер

Поверить не могу, что она здесь. Это похоже на сон; сон, в котором она снова в моих объятиях. По крайней мере, так это ощущается ровно до тех пор, пока она не бьет меня по лицу. Вот тогда-то я понимаю, что все это наяву. Из меня рвутся слова удивления, извинения и любви. Она прерывает меня одним резким движением руки. Она хочет мне что-то сказать. У нее странное, незнакомое выражение лица, и я не могу понять, что за новость она хочет мне сообщить: хорошую или плохую, радостную или грустную.

А потом она говорит, что у меня будет ребенок. Я стану отцом.

Я, Патрик. Отцом.

– Что?

У нее в глазах слезы. У меня тоже.

– Ты рад, Патрик? – с волнением спрашивает она. Ее гнева как не бывало; сейчас она просто