– Вон еще одна!

– Ничего, – сказал Мазур. – Говорю же, онибезобидные, совершенно. Бежим! Нужно отбежать как можно дальше, прежде чем онисядут…

Вынул из набедренного кармана флакончик с аэрозолем, пустилза спину туманную струю, оседавшую тончайшим, невидимым порошком. Моглиприхватить с собой собаку. Хотя…

Он притворялся перед самим собой, будто ему тогдапочудилось, и пластмассовые коробки на носу вертолета – вовсе не датчики,позволяющие безошибочно засечь человека в тайге. Но трезвый и холодныйпрофессионал, неустанно бдивший в нем, напоминал: ты, братец, пытаешься самогосебя выставить идиотом. Сам ты, отправляясь в такую вылазку и располагая нешуточнымивозможностями, неужели не распорядился бы оборудовать хоть один вертолетдолжным образом? То-то…

Еще полоз. И еще. Митинг у них, что ли? Нет, но до чегоредкая здесь тайга, и некого винить, кроме самого себя…

Шум вертолетов нарастал.

– Отдай револьвер! – вскрикнула Джен, уже не обращая нималейшего внимания на трех здоровенных полозов, расположившихся на сиесту междвумя елями, на солнышке. Перепрыгнула через одного, миновала второго – атретий успел убраться в кусты со всей возможной скоростью.

– Толку тебе от него! – пропыхтел Мазур, старательно, средкими интервалами прыская на их следы «Антисобакином». – Толку-то противавтоматов… Потом отдам, если подопрет!

Шум вертолетов накатывался свистящей волной, судя по звукам,они шли на бреющем. Вот у них-то, вполне возможно, был локатор, и местоприземления смогли зафиксировать точно…

И тут Мазур увидел это. Первым. Через секунду Джен слабовскрикнула, ее инстинктивно швырнуло в сторону, но Мазур успел удержать девушкуна месте. И остановился. В забубённой головушке, привыкшей искать из безумныхситуаций еще более безумные выходы, забрезжила идея…

Справа, похоже не так уж давно, рухнула гигантская ель –судя по торцу высоченного ствола, дерево одряхлело, прогнило и особенношквального порыва ветра не вынесло, рухнуло, вырвав разлапистые корни изпесчаной почвы, после падения переломившись у комля.

Образовалась огромная яма, над которой сюрреалистическойстатуей осьминога вздымался выворотень. Яма была почти вровень с краямизаполнена даурскими полозами – казалось, там тяжело колышется серовато-желтаяжидкость сродни ртути, ведьминское загадочное варево. И вокруг змей былонесметное количество – висели на корявых корнях выворотня, конвульсивно изгибаясь,лениво ползали вокруг, прямо-таки переплетаясь в диковинные узоры. Прикинуть наглазок – пара сотен, а то и побольше. Все это шевеление, от дикой непривычностикоторого рябило в глазах, происходило беззвучно, над поверхностью кишевшего вяме клубка порой появлялись узкие приплюснутые головы, качались, дергались,сталкивались…

В детстве Мазур дважды видел в тайге нечто подобное – одинраз с такими же полозами, второй с гадюками. Только змей там было раз вдвадцать поменьше. К брачным играм такие сборища не имеют никакого отношения –не сезон. Змеи просто-напросто сползаются со всех окрестностей, сутки или двоеэто загадочное сборище копошится на выбранном по непонятной причине месте – апотом часть расползается, часть устраивается клубком на зимовку, запрятавшисьпоглубже под слой мха. Почему так происходит, что это за ассамблея, никто незнает – а может, знали когда-то, но забыли. В тайге случается подобное –простое на первый взгляд, но нынешним людям совершенно непонятное…

– Ты что… – прошептала Джен.

Мазур молча показал ей пальцем на яму. Потом сказал:

– Никакой детектор не отыщет… – И вновь плеснул аэрозолем.

Она тихонько пятилась, успела отодвинуться шага на три, ноМазур накрепко сграбастал за кисти. Легонько подтолкнул к яме, к ведьминомувареву. Джен упиралась, но совсем слабо, словно видела кошмар и не моглапроснуться. Прошептала:

– Не могу… умру…

Некогда было играть в галантность. Мазур отвесил ей парочкухлестких пощечин – с правой, с левой! Не медля, выхватил нож, приподнялподбородок жутко иззубренным обушком:

– Зарежу, сука! – выдохнул он на великолепномштатовском сленге. – Запорю, как трахнутого опоссума! Только кишкипоползут! Марш! Иначе обоим крышка! Кому говорю, мокрощелка стебанутая! Пошлавперед! – и тычком кулака в шею швырнул к яме.

Пожалуй, он был страшен – судя по белому, как стена, лицуДжен и зрачкам, расплывшимся во всю радужку. Тряхнув ее как следует, Мазурощутил, что она стала безвольной, как кукла. И, не теряя времени, подтолкнул кяме, не глядя под ноги, наступая толстой подошвой на устилавших подступыполозов. Взметнувшаяся от боли змея словно кнутом, хлестнула его по ногемускулистым телом. Мазур отшвырнул ее ногой.

Заламывая попытавшейся все же отпрянуть Джен руки за спину,толкнул к краю ямы. Нахлобучил ей шапочку на глаза и нос – чтобы дышала ртом иничего не видела. Сам поневоле задержал дыхание, обхватив ее за плечи и опускаяв это переплетение, скользкое копошение серо-желтых извивавшихся змей,напоминавших некоего осьминога с тысячей и одним щупальцем.

Девушка погрузилась по пояс – и вдруг провалилась с головой.Мазур кинулся следом, словно прыгал в воду «солдатиком», испытав ни с чем несравнимые чувства – казалось, смесь всех эмоций и чувств, какие толькосуществовали, плескалась под черепом. В глазах моментально потемнело, дышатьстало тяжелее – но удушья все же не было. Скорчившись, прижимая к себесогнувшуюся, вжавшуюся лицом в коленки Джен, под наплывающий шум вертолетов, онсидел скрюченный, придавленный живой, почти не обеспокоившейся тяжестью, грудойсплетенных змей. Лишь в первый момент они задвигались чуть возбужденнее – апотом опять притихли, лениво шевелясь, те, кто был подальше, вряд ли и узнали овторжении особей иного вида.

Он хотел надвинуть шапочку поглубже – но руки уже не могподнять, придавленный изгибами и кольцами. Змеи, хладнокровнейшим образомвключив их с Джен в число участников сборища, задевали хвостами по лицу,прижимались к щекам скользковатыми телами, используя сидящих на корточках людейкак дополнительную опору.

На человека они никогда не охотились, и человек на них давноуже не охотился, еще в каменном веке перейдя на более вкусную дичь, арасползаться подальше от незваных гостей змеям не велел тот же могучий инеизвестный инстинкт, что собрал их в яме на загадочные посиделки. И они к присутствиючужих отнеслись, можно выразиться, философски. Телепатией не владели и потомуне могли узнать, сколько их сородичей Мазуру довелось сожрать в жизни.

Лишь изредка зажмуривший глаза Мазур чувствовал, как покистям рук, по щекам, по всему лицу словно бы проводят липкой широкой паутинкой– это ближайшие безногие соседи по своему обыкновению исследовали языкамивторгшееся в их бомонд существо. А однажды в большой палец левой руки впилиськрохотные зубы, почти не причинив боли. Мазур стерпел, не дернулся, и новогоукуса не последовало.