Он был уверен, что с воздуха их заметить невозможно: глубокозакопались в змеиный клубок, который любая пешая поисковая группа чистоинстинктивно обойдет десятой дорогой. Одна из самых крепких и устойчивых фобий– страх и брезгливость человека к змеям. И никакой детектор, что тепловой, чтоемкостный, тут погоне не поможет: на экране тепловизора изобразит такоепереплетение линий, что контуры человеческих фигур затеряются надежно, аемкостный датчик просто зашкалит…

Особенной вони вокруг не было – лишь резковатый сильныйзапах, скорее непривычный, чем отвратительный, походивший чем-то на грибной, отразломанных поганок. Шум вертолетов проплыл над головой, раздвоился – один,очень похоже, то ли завис, то ли опустился на том месте, где Мазур бросилвертушку с пустыми баками, второй еще мотался по широкой спирали.

Нащупав руку Джен сквозь упругие кольца, Мазур убедился, чтодевушка не просто дрожит – ее колотит. Своих часов он не видел, не мог знать,сколько времени прошло, – «внутренние часы» на сей раз работалискверненько, он тоже был из плоти и крови, со всеми присущими человекуинстинктивными страхами…

Похоже, не так уж далеко повизгивала собака. Так и есть.Пустили овчарку. Только ничего этим не добьются.

«Антисобакин» – пассивного действия, не раздражает рецепторызапаха в собачьем носу (ведь случается, что след опытные охотники примерновычисляют как раз по поведению нюхнувшей химии собаки), а словно бы отключаетих на время, пес становится неспособным унюхать что бы то ни было, ему простокажется, что вокруг нет вообще никаких запахов…

Взвыли винты. Теперь уже оба вертолета кружили по спирали,взяв за центр ту полянку. Право же, в их клекоте прямо-таки ощущалось обиженноеповизгиванье потерявших след собак. Ребром ладони Мазур отпихнул назойливогополоза, особенно непринужденно устроившегося на голове и опустившего хвост нафизиономию. Над самым ухом послышался явственный всхлип.

– Потерпи, – громко сказал он, все равно за шумомвертолетов услышать его посторонние не могли.

– Я сейчас с ума сойду…

– Сойдешь – здесь и брошу, – безжалостно сказалон. – Так что крепись.

– Погань какая… Давит, тяжело…

– Терпи, – сказал он, с трудом пошевелился, прикрываяее своим телом от нависающей скользкой тяжести.

…Когда шум вертолетов затих вдали, он еще долго сидел накорточках в прежней позе – на случай коварного сюрприза в виде оставленнойнеподалеку засады. Змеи успокоились окончательно, лишь изредка в щеку тыкаласьугловатая головка.

Настал момент, когда пришлось решаться. Чересчур уж покойнаятишина, пронизанная птичьим щебетанием, стояла вокруг.

– Давай выбираться, – сказал он. – Только неспеши, осторожненько…

Выбраться оказалось гораздо труднее, все равно что выпутыватьсяиз противолодочной сети. Хорошо еще, края ямы были довольно пологими. Мазурраздвигал упругие петли змеиных тел, распутывая их, как диковинную головоломку,неспешно, но довольно бесцеремонно. Его частенько кусали, но зубы у полозаслабоваты, а челюсти способны придушить разве что бурундука. Он медленнопродвигался к краю ямы, помогая Джен. Два раза она срывалась, на третий Мазур,отбросив деликатность, чувствительно поддал ей кулаком по заднице.

Наконец голова оказалась на свободе, над верхним слоем змей.Дальше пошло полегче. Упершись носками ботинок в землю, рывком выбросил Дженнаружу, и она растянулась ничком в метре от ямы, живописно увешанная полозами,словно какая-то древняя жрица таинственного змеиного культа. Выбравшись следом,Мазур поднял ее на ноги, прислушался. Убедившись в отсутствии противника,старательно обобрал с девушки всех змей, швыряя их наземь, – а там и ссебя стряхнул спасителей.

Покрутил головой: Джен пошатывалась, закатывала глаза так,что это предвещало нешуточный обморок в самое ближайшее время. Схватив ее заруку, Мазур кинулся прочь – подальше от змеиной ассамблеи. Джен тащилась следомбезвольной куклой. Вертолетов не слышно.

Тайга становилась гуще. Мазур остановился, лишь убедившись,что в пределах видимости не осталось ни единой змеи. Опустил девушку в мох,взялся сначала за фляжку со спиртом, но тут же передумал и полез за аптечкой.Распахнув алюминиевый футляр, пробежался кончиками пальцев по рядку шприцев,трубочек с таблетками, прочих причиндалов, словно пианист по клавишам. Ирешительно вынул из гнезда шприц-тюбик с четкой красной маркировкой:«Прилив-2», снял с иглы пластмассовый колпачок. Расстегнул пуговицу у запястья,умело вогнал иглу в локтевую вену, старательно выдавил тюбик. Джен сейчас былаидеальной пациенткой – лежала трупом, не воспрепятствовав и жестом, чутьпошевелилась, когда игла входила в вену, но тут же обмякла.

Закурив, Мазур присел рядом на корточки, прекрасно зная, чторезультата ждать недолго. Первую сигарету высосал в полдюжины затяжек, вторуюуже смаковал. Ситуация его не радовала, но и для печалей нет поводов. Маршрутдолжен был пролегать по довольно диким местам – в сторону Южной Якутии иТранссибирской магистрали, в краях, не обремененных ни золотом, ни человеческимжильем, ни даже лагерями, по крайней мере в радиусе километров двухсот.Натолкнуться здесь можно лишь на случайного охотника или браконьера-рыболова.

Аккуратно сунул в мох окурок, покосился на девушку. Спросил:

– Глоточек спирта, леди?

– Не надо, – ответила она уже довольно ровным голосом,села. Щеки раскраснелись, зрачки заметно расширены. – Что ты мне впрыснул?Горячая волна идет, до кончиков пальцев…

– А голова?

Она помотала головой, потерла виски:

– А голова совершенно пустая, даже удивительно. На все мнесейчас плевать… Это наркотик?

– Ну что ты, – сказал Мазур. – Совершеннобезобидная штука. Вот только ты у меня сейчас попрешь по тайге, как молодой играциозный мустанг…

– Самое смешное, что я этому вполне верю… – Она встала,потрясла опущенными руками. – Отвернись, я прогуляюсь поодаль…

Мазур ухмыльнулся, сидя к ней спиной. Вообще-то, «Прилив»так назван не без своеобразного юмора, издавна присущего разработчикамвсевозможного снаряжения для всевозможных спецназов. Коли по правде, этонаркотик, на пару часов превращающий человека если не в супермена, то уж внеутомимого путника, способного отмахать приличный конец – и, самое главное, несвалиться потом в «ломке», когда минет искусственная эйфория. Есть там ипобочный эффект, в данном случае как нельзя более пригодный – болтливость слегкой заторможенностью сдерживающих центров. Не пантопон, но нечто близкое. Ипотому рекомендуется употреблять исключительно в кругу тех, кому ты всецелодоверяешь, – мало ли что они могут услышать. И, что особенно ценно, хитраямикстурка, хоть вводи ее в кровь литрами, не дает привыкания. Как наркотик,этот препарат пользовался бы поистине бешеным спросом, одна беда – он таксложен в приготовлении, что каждый тюбик ценится дороже золота, мало-мальскимассовое производство невозможно, разве что для узкого круга миллионеров. Илитех, за кем стоит государство, традиционно плюющее на любые затраты, когда речьидет о тех, кто продолжает политику весьма специфическими средствами, неупомянутыми в классическом афоризме Клаузевица…