– Не сразу, нет, не сразу, – причитала она.

Я видел, что сил у нее почти не осталось.

Я забрал малыша у нее из рук. Я сломал ему шею, выжимая всюкровь, до последней капли, досуха. Он даже не пискнул. Уже не было времени нидля страха, ни для страданий от боли, ни для рыданий.

Навсегда ли нам удается запомнить подробно свое первоеубийство? Навечно ли?

Через всю голубятню прошел я той ночью, поедая, пиршествуя,пресыщаясь, упиваясь свежей кровью из их шей, отбирая у каждого все, чего мнехотелось, отправляя каждого в рай или в ад – откуда мне было знать? Ведь теперья был обречен оставаться с ней на этой земле, и она пиршествовала вместе сомной, проявляя при том свойственное ей изящество манер, даже внимая моимзавываниям и воплям, даже улавливая момент, чтобы поцеловать меня или вновьизводить своими рыданиями, в то время как я дрожал от ярости.

– Пора убираться отсюда, – предупредил я.

Это было перед самым восходом. Я сказал, что не намерен нидня провести под этими остроконечными башнями, в этом замке ужасов, в этомместе, где рождается только все дьявольское и порочное.

– Я знаю одну пещеру, – сказала она. –Гораздо ниже в горных отрогах, за сельскими угодьями.

– Ах да, где-то на краю нашего луга?

– В тех прекрасных краях есть бескрайние луга, моялюбовь, – подтвердила она. – А при свете луны нашему волшебномузрению представится не меньшая масса полевых цветов, сверкающих всеми мыслимымиоттенками, чем видят смертные в лучах Божьего солнца. Не забывай, его луна –это и наша луна.

– И завтра к ночи… прежде чем ты подумаешь освященнике…

– Не заставляй меня снова смеяться. Лучше покажи, какнадо летать. Обними меня за талию и научи, как безопасно падать с высоты, непереломав руки и ноги. И больше не смей говорить мне о священниках. Неиздевайся надо мной!

– …Подумаешь о священнике, об исповеди, –продолжала она, ничуть не испуганная, все тем же спокойным тоном, глядя на менявлажными от любви глазами, – мы вернемся в этот город, в Санта-Маддалану,пока все крепко спят, и сожжем все дотла.

Мы не подожгли факелом Санта-Маддалану. Слишком велико былоискушение устроить охоту в городе.

На третью ночь, на восходе, когда мы вместе отдыхали вобъятиях друг друга в нашей тайной и недосягаемой пещере, я перестал плакать.

И на третью ночь горожане узнали, что именно импредстоит, – несмотря на хитроумную сделку, заключенную с самимдьяволом, – и впали в паническое состояние. Нас ожидала прекрасная забава,перехитрить их, укрыться где-нибудь среди множества теней, наполнявшихизвилистые городские улицы, и взломать их самые хитроумные и самые сложныедверные запоры.

Ранним утром, пока никто еще не осмеливался подаватьпризнаки жизни, а достойный францисканский священник проснулся в своей келье и,встав на колени, читал молитвы по четкам, умоляя Бога вникнуть во всеслучившееся, – как вы помните, тот священник, который познакомился со мнойв гостинице, который отобедал со мной и предостерег от опасности по добротедушевной, а не другой, доминиканский его собрат, обозлившийся на меня, –так вот, когда этот священник молился, я пробрался во францисканскую церковь итоже возносил молитвы.

Ведь каждую ночь я твердил себе шепотом то, что шепчет любоймужчина, ложась в постель со своей неверной любовницей:

– Еще одну ночь, о Господи, и после этого я пойду наисповедь. Еще одну ночь блаженства, о Боже, а затем я вернусь домой к жене…

У горожан не оставалось ни малейшей надежды.

Тем навыкам, которых я не обрел от рождения или не усвоил насобственном жизненном опыте, обучала меня, с терпением и благоволением, моя возлюбленнаяУрсула. Я умел читать мысли других людей, обнаруживать порок и мгновенноубивать грешника, как случилось, например, когда я высасывал кровь из ленивого,лживого торговца, отдавшего своих малых детей в руки загадочного ВластителяФлориана, чтобы тот помалкивал на его счет.

Однажды ночью нам стало известно, что днем какие-то горожанепобывали в заброшенном замке. Нашлись и свидетельства. Похоже было на то, чтопоспешный взлом в замке, скорее всего, совершили из любопытства, а не из-заалчности: украдено было немногое и повреждения оказались весьманезначительными. Как должна была напугать взломщиков представившаяся их взорамкартина: отвратительные «праведники», все еще окружавшие опустошенный пьедесталпадшего ангела Люцифера, или, скажем, старинная дарохранительница, в которой яна ощупь обнаружил высохшее человеческое сердце!

Во время последнего нашего посещения Двора Рубинового Грааляя извлек из глубины подвала обгоревшие, походившие на выделанную кожу головывампиров и швырял ими, словно камнями, в старинные витражные окна. Так исчезлопоследнее из произведений искусства, свидетельствовавшее о былом великолепииэтого замка вампиров.

Мы вместе, Урсула и я, бродили по спальным комнатамзаброшенного замка, которые мне так и не довелось увидеть ранее хотя бы мелькоми существование которых я не мог даже себе вообразить, и она показала мнепомещения, в которых придворные собирались для игры в кости или шахматы иличтобы послушать музыку в исполнении маленьких камерных ансамблей. То здесь, тотам нам попадались свидетельства какой-нибудь кражи – покрывало, содранное скровати, или подушка, валявшаяся на полу.

Но, видимо, эти горожане были чем-то напуганы, и страхпересилил их жадность. Они вынесли из замка весьма скудную добычу.

И пока мы продолжали за ними охотиться, искусно выслеживая иподкарауливая в самых разных местах, они начали в ужасе спасаться бегством изСанта-Маддаланы. Нередко, когда мы бродили по безлюдным городским улицам вполночь, нам попадались открытые настежь лавки; окна в домах оказывалисьнезапертыми, детские колыбели – пустыми. Доминиканскую церковь осквернили изабросили, алтарный камень сдвинули с места. Трусливые священники, которым я недаровал быструю смерть, покидали свою паству.

Игра становилась все более захватывающей. Ибо те горожане,которые еще остались, отказывались сдаваться без борьбы. Было довольно простоотделять невинных, веровавших в свою безопасность при дневном свете или в своихсвятых покровителей, от тех, кто заигрывал с дьяволом и теперь с наступлениемтемноты вынужден в тревоге охранять свою жизнь, вооружившись мечом.

Мне нравилось разговаривать с ними, затевать словесныесражения и только потом убивать их: «А ты думал, твоя игра будет длиться вечно?А ты думал, что вечно будешь кормиться за счет других, но сам не станешь пищейдля них?»