class="a">[562]. Получалось, что право на обновление социализма и придание ему «нового облика» являлось прерогативой исключительно КПСС, а предпринимавшиеся ранее тем же Дубчеком попытки модификации социалистической идеи в парадигме «социализма с человеческим лицом» или еврокоммунистами – «ревизионизм» и «ерунда».

«КПЧ, – продолжал Горбачёв, – провела после кризиса большую работу, вывела страну из кризиса. Это заслуга руководства. Но почивать на лаврах нельзя, надо прибавлять. Тем более, что Чехословакия имеет все возможности. Конечно, есть в вашем обществе какие-то остатки 1968 года, но западная пропаганда зря их переоценивает. Тут пустили даже слух, будто Горбачёв отложил визит, поскольку не мог договориться с Гусаком относительно своей встречи с Дубчеком. Сколько пишут такого о Горбачёве! Но я привык не обращать на это внимания. У нас, коммунистов, есть что сказать миру, и нам нечего стесняться»[563].

Разделяя большинство высказанных идей и поддерживая пафос пожеланий, лидер КПЧ и президент ЧССР Гусак поблагодарил советского лидера за чрезвычайно интересную и ценную беседу и еще раз подчеркнул: чехословацкие коммунисты поддерживают политику XXVII съезда и январского пленума ЦК КПСС. Особо подчеркивалась необходимость наращивать идеологическое взаимодействие КПСС и КПЧ.

Беседу записали Г. Шахназаров и М. Кузнецов, затем документ был размножен в количестве 35 экземпляров. Конечно, он напоминает скорее установочную речь, чем равносторонний диалог. Но нельзя забывать, что получатель сигналов от этой речи не мог не уяснить: она настраивает на формирование перемен, причем перемен, одобряемых народом. А о том, что это «настраивание» не удалось, говорят приведенные мемуарные свидетельства; они в данном отношении – не только «добросовестное заблуждение» памяти. Тем более что как раз к этому времени Горбачёв относит формирование установки на самостоятельность стран социалистического содружества в принятии своих решений – самостоятельность, наличие которой не признавалось ни «нормализаторами», ни в какой-то мере их противниками.

«В чехословацком руководстве, – пишет в „Воспоминаниях“ Горбачёв, – были прекрасно осведомлены о том, что деятели „Пражской весны“ ищут понимания у горбачёвских перестройщиков. И поэтому всячески старались укрепить наш „боевой дух“. Присылая различные заявления в доказательство исторической правоты августовской акции, которая, мол, спасла социализм, отбросила империализм и тем самым предотвратила мировую войну. Парадокс состоял в том, что эти противоположные по знаку импульсы имели общую отправную точку – их авторы исходили из того, что судьба ЧССР должна решаться в Москве. Они никак не могли поверить, что мы действительно не намерены вмешиваться в дела других стран, следовать на практике принципу, провозглашавшемуся в документах соц[иалистического] содружества и ком[мунистического] движения, согласно которому каждая партия самостоятельна, несет ответственность перед своим народом»[564].

Приводимые ниже архивные свидетельства фиксируют другое: вмешательство в дела КПЧ все же происходило, и оно в немалой степени касалось в том числе и оценки фигуры Дубчека. Ведь Горбачёву приходилось лавировать между призывами в первую очередь ИКП его реабилитировать и требованиями тогдашнего руководства КПЧ категорически этого не допускать.

Третий период процесса реабилитации охватывает время с января 1988 г. и по декабрь 1989 г. Зондажи ИКП в этот период принимают особенно интенсивный характер. Ситуация в КПСС и КПЧ менялась, причем в данном смысле в большей степени в СССР – после провозглашения лозунга демократизации и гласности, а также критики политики перестройки за ее медленные темпы со стороны Б. Н. Ельцина в октябре 1987 г.

КПСС готовилась к своей XIX конференции в июне – июле 1988 г. Ясно, что там должны были быть поставлены точки над «i» в процессах самого различного характера. Фактор Чехословакии, не столь интенсивно осуществлявшей шедшие из Москвы политические импульсы (после сильного «мороза» наступала новая «весна», которая пугала партийное руководство в Праге), был не столь значим, как за год до этого.

Правда, приближалось 20-летие ввода войск ОВД в страну, и проблема оценки Пражской весны не могла не актуализироваться, дублируя новые надежды, связанные с 1968 г. Стремительно менялся количественный состав и характер протестных движений, появилась целая сеть независимых инициатив, обладавших собственной информационной базой и внедрявших свои идеи, в частности, с помощью самиздатовских органов. Росло не только количество участников данных гражданских инициатив, но происходила и явная политизация их программ. В этих условиях и Дубчек активизировал свою политическую деятельность, выступая с новыми заявлениями, на что обращали внимание и представители ИКП.

В третьем периоде нами выделена конкретная дата начала процесса реабилитации – интервью Дубчека центральному органу ИКП газете «L’Unita» 10 января 1988 г. История его появления и содержание рассматривались в чешской и словацкой историографии[565]. Однако архивные документы, включая и не публиковавшиеся ранее, проливают дополнительный свет на роль итальянских коммунистов в поиске новой мотивации для реабилитации Дубчека, которого наконец-то начали признавать как своеобразного предшественника советской перестройки.

Уже на следующий день, 11 января 1988 г., интервью Дубчека в ряду других вопросов явилось предметом обсуждения советского и чехословацкого лидеров в дни первого визита в Москву Милоша Якеша в качестве генерального секретаря ЦК КПЧ, сменившего в декабре 1987 г. на этом посту Гусака[566].

В ходе именно этой беседы, стенограмма которой под грифом «секретно» хранится в Архиве Горбачёв-фонда, Горбачёв передал Якешу секретное послание Алессандро Натты, касавшееся вопросов реабилитации Дубчека. В изложении советского лидера это послание на встрече прозвучало так: «Ко мне обратился Генеральный секретарь ЦК Итальянской компартии Натта. Он просил, чтобы я в беседе с Вами довел до Вас точку зрения руководства ИКП относительно Дубчека и некоторых других вопросов. По мнению итальянских товарищей, сейчас наступил подходящий момент для того, чтобы дать новую, позитивную оценку Дубчеку»[567].

Транслируя далее мнение руководства ИКП, Горбачёв продолжал: «Они также считают, что чехословацкое руководство должно сказать: Дубчек совершил ошибку, за что и был осужден, но он не был врагом компартии и Советского Союза, оставался коммунистом. Это, по мнению итальянских товарищей, было бы в духе национального примирения в Чехословакии. Они предлагают также предоставить широкие права исключенным в прошлом коммунистам»[568].

Реакция Якеша оказалась мгновенной и недвусмысленной: «У нас нет сейчас оснований делать другие оценки событиям и деятелям „Пражской весны“. Некоторые коммунисты из числа исключенных из партии не только восстановлены в ее рядах, но и работают на прежних постах. Но мы не возвращаем в партию тех, кто активно выступал против партии, против социализма. Таких людей мы не можем возвращать к участию в политической жизни. Они заявляют, будто 20 лет назад хотели сделать то, что сейчас происходит в Советском Союзе. Но это обман. Эти деятели общаются с чехословацким народом через буржуазные средства массовой информации. В последнее время активизировались „хартисты“. Я получил письмо, подписанное 40 бывшими активными руководителями „Пражской весны“.