– Экспертиза ДНК может подтвердить, что он родственник Геннадия Голубева.

– Да. А кому ты ее будешь делать, уже решила?

– Всем.

– Ну-ну…

Я, наверное, выглядела расстроенной, так что он ободряюще обнял меня за плечи.

– Заяц, не горюй. Приедем в Москву, я тебе подготовлю досье на каждого подозреваемого. Мы проверим их детство и юность. Если это не настоящее, что-то обязательно всплывет. Я к моим ФСБ-эшным дружкам обращусь…

– Да…

– Снегирев, Демичев, кто еще?

– Белобрысый охранник… Труп Матвея не найден, значит, и он тоже.

– Хорошо.

– Только узкоглазого охранника, думаю, можно исключить. Вряд ли пластическая хирургия достигла таких высот.

– Проверим и его, – щедро пообещал Коля. – Мало ли… Вот только дальше что?

– А дальше будем думать.

Собственные бодрые слова привели меня в хорошее настроение. Я даже слепила снежок и засунула его Коле за шиворот. После чего оказалась головой в сугробе. В холл отеля мы зашли, как два снеговика.

Здесь было тепло, уютно. Верхний свет не горел. На фоне бежевых стен мерцали бра. Гудела витрина-холодильник с напитками. За деревянной стойкой было пусто, а администраторша дремала на стеганом кожаном диване с резной спинкой. Напротив нее на стене бормотал телевизор. Шел «Дорожный патруль».

Стараясь не разбудить девушку, я тихо прошла мимо нее и взяла ключ из деревянного ящика. И тут увидела на экране лицо Алексея Григорьевича Фоменко.

Коля, опустив голову, отряхивал снег с куртки.

«… покончил с собой. Его тело, висящее в петле, нашла уборщица, которая зашла в каминный зал примерно в семь утра. Полиция уже проверила записи с камер наблюдения. Они показали, что накануне в восемь вечера к Алексею Фоменко приезжали его партнер и юрист. Они покинули дом примерно через час. Больше в дом никто не заходил. Медицинские эксперты считают, что смерть наступила примерно в пять утра. Так что версию самоубийства можно считать основной.

Причин для этого было более, чем достаточно. Дочь и жена Фоменко были похищены и, скорее всего, убиты. Ему самому предъявили обвинение в рейдерстве…»

В этот момент у меня заложило уши. Видимо, из-за перепада температур резко поднялось давление. Пошатываясь, я вышла на улицу. Опустилась в сугроб, зачерпнула снега, положила его в рот.

Заломило челюсти.

Стукнула дверь, на пороге появился Коля.

– Малыш, успокойся.

– Я никого не спасла! – крикнула я.

– А ты и не должна была.

Он сел рядом со мной в снег, достал из кармана сигару. Загудела турбо-зажигалка.

– Я никого не спасла, – с силой повторила я. – Я бегаю по его следам уже несколько месяцев, но не смогла ему помешать. Ты понимаешь?

Коля выпустил облако вонючего дыма.

– Мы узнаем, кто это, – сказал он. – Нам осталось немного.

– Зачем я оказалась в этой истории, Коля?

– Не ищи смысл там, где его нет. Ты оказалась в этой истории случайно. Дура-парикмахерша спутала два совершенно разных слова… Света, милая, большинство проблем на земле объясняются только человеческой глупостью.

Потом он начал обнимать меня, потом поцеловал. Я сильно плакала, мы поднялись в его номер под удивленные взгляды проснувшейся администраторши.

Я очнулась в его кровати в девять часов утра. В Москве было еще шесть, Коля похрапывал. На тумбочке стояла пустая бутылка шампанского и два хрустальных бокала.

Я села, бессмысленно глядя в светлеющее окно.

Что-то такое снилось…

Я не могла вспомнить, что…

И в этот момент мне в голову пришел очень простой вопрос: а почему Фоменко покончил с собой?

Я залезла в карман Колиных джинсов и достала кошелек. Вынула оттуда все деньги.

Через час я уже была на железнодорожном вокзале.

Глава 46

Это был прицепной вагон к поезду 136М «Москва-Бийск».

Из Омска он вышел около часу дня. Тащился очень медленно, ночью – в три – вообще, встал. Оказалось, это Барнаул.

Из-за переговаривающихся диспетчеров мне не спалось. Я вышла на площадку, выглянула в открытую дверь.

Пахло сыростью и шпалами. Далеко, над зданием вокзала, светились разноцветные полукружья воздуха – то ли ресторан какой, то ли просто слово «Барнаул» над фасадом. Сама надпись мне была не видна, лишь ее дрожащая аура поднималась в ночное небо и таяла, отражаясь в мокром снегу.

За моей спиной остановилась проводница, идущая из соседнего вагона. Она предложила чаю и заодно рассказала, что раньше омский вагон держали в Барнауле часов десять. А сейчас – всего три. Прогресс.

И действительно, в шесть утра мы снова поехали.

Только в этот момент я рискнула включить мобильный. От Коли пришла СМС-ка.

«Лучше в Москву не возвращайся! Сломаю не только копчик, но и шею!!!!».

Потом еще одна.

«Дура проклятая! У меня карточки заблокировали. Банку подозрительно, что я в Омске. Сижу без копейки((((».

В общем, он сильно поднял мне настроение, и я наконец заснула.

В девять утра мы прибыли в Бийск. Там, прямо на вокзале, я не торгуясь наняла машину до Солонового.

И мы поехали по трассе Р368 на Верх-Уймон.

– Собираетесь музей Рериха посмотреть? – спросил водитель. Он, вообще-то, оказался чутким человеком и с расспросами не лез. Только через час, когда мы уже миновали курорт Белокуриху, решил как-то завязать отношения.

– А там есть музей Рериха? – спросила я в ответ.

– Да, в Верх-Уймоне. Дом такой деревянный, двухэтажный, красивый. Он же там останавливался во время своей экспедиции… Значит, вы не из ежиков?

– Из кого?

– Вы простите, я так этих йогов называю. Которые на Рериха своего молятся. Я, вообще, не одобряю…

Он внимательно осмотрел меня в зеркальце заднего вида. Поразмышлял чуток.

– Музей старообрядчества там тоже есть, – сообщил как бы между прочим.

Я промолчала.

Его рассуждения были логичны. Всего несколько часов пути отделяли меня от главного поселения бухтарминских каменщиков.

Селиться в этих краях они начали в первой половине 18-ого века. Тогда старообрядцев обложили двойной податью, а заодно стали забирать на горные работы. Им это, понятно, не понравилось. Так что из Нижегородской губернии, Поволожья, Поморья, Новгорода и Перми потянулись сюда раскольники. Места эти никому не принадлежали. Граница между Россией и Китаем была плавающая, а климат здесь – хороший. Селились староверы по берегам реки Бухтармы, по химическим причинам имеющей воду молочного оттенка. Поэтому и стала эта нейтральная территория Беловодьем – символом свободы от загребущего государства российского.

Разумеется, масонами они не были. Каменщиками их назвали по другой причине. «Камень» – это старинное русское название гористой местности. То есть каменщики – это горцы. Да и то сказать: селились они на довольно большой высоте – около полутора тысяч метров.

При Екатерине Второй Россия-таки до них дотянулась, хотя