дня. Мне показалось, что я вдыхаю этот свет, что он поступает мне в легкие, а затем – в кровь.

И в этот момент вдруг произошло невероятное. Из моих глаз брызнули слезы, причем, брызнули с такой силой, что я увидела дымящиеся капли на снегу в метре от себя. Я зарыдала в голос.

Я плакала из-за того, что три последних года своей жизни, три чудесных года моей уходящей молодости превратила в злобный ад, движимая теми же чувствами, что и чудовище Митя.

Я, как и он, обиделась. Я решила, что могу судить. И это дьявольское высокомерие превратило меня в такого же беса.

И теперь мне надо выплакать эту мерзость, выдавить ее и все начать сначала.

Я плакала, постанывая, мокрая картошка сыпалась у меня изо рта, а женщина в платке безо всякого удивления гладила меня по голове.

– Дави, дочка, дави, – приговаривала она. – Чтобы корень вышел.

И он вышел.

По Белухе пробежал последний закатный луч, и еле заметное облако снежной пыли сорвалось с ее вершины и растаяло в небе. И я поняла, что отныне здорова. Мне стало так легко, словно у меня вынули из сердца гвоздь.

А потом я подумала, что у Мити не получилось вылечиться в этих волшебных местах. А у меня получилось…

Стремительно навалился вечер. Я вытерла последние слезы, свернула газету с картошкой.

– Простите, – сказала хрипло. – Я, наверное, сильно устала… Перенервничала…

– Дочка, – произнесла она. – Ты его останови…

– Хорошо.

– И спаси этих девок. Мирон сказал, они живы. Но скоро умрут.

Я помолчала.

– Ай, сколько грехов вокруг, дочка, – произнесла женщина. – Сколько грехов…

Глава 47

Первый человек, которого я увидела в зале прилета Домодедова, был Коля. Понятия не имею, как он узнал, что я должна прилететь из Горно-Алтайска, но факт остается фактом: он стоял в проеме с букетом роз и похлопывал ими по руке в перчатке. Словно розги проверял.

Подумав о шипах, я присоседилась к человеку в военной форме с лампасами. Решила, что уж генерал-то меня защитит.

Коля увидел мой маневр и покачал головой.

– Нелепо предполагать, что я буду драться в аэропорту! – крикнул он. – Здесь полно ментов! К тому же я с цветами. Скорее, собираюсь сделать тебе предложение!

– Делать предложение в аэропорту – еще более нелепо! – крикнула я в ответ, прячась за спину генерала, так что генерал даже встревожился и начал нервно оборачиваться.

Коля всучил мне букет, чмокнул в щеку. Мы пошли на стоянку.

– Ты прости, что я всю наличку выгребла, – вежливо сказала я. – Как ты выкрутился с карточкой?

– Перед каждой покупкой звонил в банк. Они ее разблокировали на пять минут. Геморрой, но не смертельно… Вообще, идиоты: что тут подозрительного? Как будто я был не в Омске, а в Сирии…

– Да ладно, – сказала я. – Пусть бдят. Это их работа.

– Ну да, – согласился он.

Я села в машину. Коля сходил к автомату, оплатил стоянку.

Затем мы подъехали к шлагбауму, он засунул карту. Шлагбаум поднялся.

– Хорошая тачка, – сказала я, чтобы сделать ему приятное. – Люблю Мерседесы.

Он хмыкнул, покосился на меня.

– Ну, что удалось выяснить? – спросил, выруливая на дорогу.

– Староверы сказали мне, что девки живы. То есть дочь и жена Фоменко могут быть где-то спрятаны.

– Вряд ли.

– И тем не менее мне так сказали.

– А где, сказали?

– В Любушкином согласии.

Коля удивленно поднял брови.

– По-моему, есть такая староверская община, – произнес он, глядя в боковое зеркало.

– Была. Бабка Мирона оттуда. И это, скорее, секта.

– Они же какие-то развратники были, нет?

– Скорее, хиппи. Додумались до свободной любви, в том числе и для женщин. Крестьяне в девятнадцатом веке! Крутяк?

– Уважаю, – заметил он. – Получается, идея носилась в воздухе. А не только в четвертом сне Веры Павловны… Или какой там был сон?

– Не помню…

– Итак, староверская секта «Любушкино согласие», – подытожил Коля. – Уже не существует?

– Не существует уже сто лет.

– А где она базировалась?

– Вначале в Преображенском, в Москве. Там, собственно, родился сам этот Любушкин. Потом на Яузе. Но их отовсюду выгоняли из-за их скандальных обычаев. В итоге они осели в городе Корчева Тверской губернии.

– И?

– Затоплен в тридцать седьмом году во время строительства канала «Москва-Волга». Сейчас это дно морское… Фигурально выражаясь.

– Ага… Так, может, он их утопил?

– Может… И пора бы узнать, кто он.

– Возьми мой планшет на заднем сиденье, – приказал Коля.

Я послушалась. Оказалось, в планшете – обещанные досье.

– Изучил? – спросила я, листая страницы файлов.

– Да.

– И что?

– У Матвея есть большой пропуск. Вроде, учился на юридическом в Москве в 2001-2005, но в списках я его не нашел. Не известно, где он был в это время.

– Купленный диплом, – засмеялась я. – Не удивительно, что он оформил документы неправильно.

– Возможно…

– А детство?

– У всех все нормально. Кроме белобрысого охранника, Горчака. Он из Узбекистана. Русский беженец. Появился в две тысячи пятом, никаких документов, все потом восстанавливал. Такое бывает, но в свете наших событий выглядит, сама понимаешь… Слушай, а Снегирев-то прописан на Большой Черкизовской улице. А это метро «Преображенская площадь». Бывшее село Преображенское. «Любушкино согласие», нет?

– Коля, но он же не может держать их в квартире. Это технически неосуществимо.

У меня зазвонил телефон. Посмотрев на экран, я увидела, что это ребятки – борцы с педофилами. Почему-то сильно забилось сердце.

– Да, – сказала я.

– Здорово, корова, – весело произнес главный. – С тебя – ящик водки.

– Само собой. Нашли?

– Ага. Степан Гранин, художник, сын знаменитого художника Артемия Гранина. В сети известен как «шальной турист». Живет в папиной мастерской на Патриарших. Мы с ним связались, он ждет твоего звонка. Слушай, тут Маринка говорит, что водка ей не интересна. Ей отдельно торт привези. Поняла?

– Поняла. Скидывай адрес и телефон.

– И куда едем? – спросил Коля, когда я нажала отбой.

– Коля, тебе не обязательно…

– Куда едем?

– На Патриаршие.

– Слушай, ты как-то изменилась. Не могу понять, в чем дело, – искоса глядя на меня, сказал он.

Я не ответила.

Глава 48

Через полтора часа мы были в центре Москвы – на Патриарших прудах. Вечерело, зажглись фонари. Горели синие гирлянды на стволах деревьев. У входа в ресторан «Павильон» посверкивали две нарядные елочки.

– Может, сначала пообедаем? – предложил Коля.

Я покачала головой.

Мы поднялись на последний этаж углового дома. Нужная дверь была не заперта. Мы ее просто толкнули и вошли.

Мастерская занимала большое помещение метров под триста. Оно было буквально забито тысячью разных предметов: латунных кофеварок, глиняных горшков,