Она развернулась, так ничего не ответив, отвернулся и Эйдан. Он не хотел смотреть, как она уйдет. Стоял, закрыв глаза, и против воли прислушивался к тихим шагам. После шумно выдохнул и уже хотел выругаться сквозь зубы, когда до него донеслось:

– Я не знала, что задумал Итер.

Виллор стремительно обернулся, Ливиана стояла у двери. Она нервно сплела пальцы в замок, посмотрела на него и вернулась назад. Опустилась в кресло и зябко обняла себя за плечи. Виллор пересек комнату, взял покрывало с кушетки, под которым собирался спать, и накинула его вдове на плечи. Затем отошел ко второму креслу и сел в него. Женщина плотней запахнулась в покрывало, скрыв от мужского взора свой нескромный вид. Она еще мгновение колебалась, а затем откинулась на спинку кресла и заговорила:

– Наше супружество не родилось из любви, или хотя бы нежной привязанности. Это была деловая договоренность. Нет, Итер был влюблен в меня, оказывал знаки внимания, но я поначалу отказывалась принимать их. В моих видах не будущее замужеству не было места. Я хотела добиться полной независимости от кого бы то ни было. Намеревалась скопить небольшой капитал и покинуть родной город, чтобы устроить свою жизнь по собственному разумению. Итер появился в тот момент, когда я наполовину достигла своей цели, и его ухаживания стали мне помехой. Возможно, мы бы так и не сблизились, но судьба решила показать женщине, где ее место, и что мечта остается всего лишь мечтой. Родители нашли мне выгодную партию.

Для меня это стало истинной катастрофой. Не скажу, что жених был мне отвратителен, я вообще никогда не была восторженной воздыхательницей. Не мечтала о прекрасном незнакомце, глядя на звездное небо, не ждала сильных страстей и не верила в любовь с первого взгляда и на всю жизнь. Я ценю людей не за их внешность и стать, мне важна суть человека. Итер не был красавцем, но он был честным человеком, обходительным, вежливым. Мужчина, которого мне прочили в мужья, тоже не был красавцем, возможно, он не был и бесчестным негодяем – познакомиться мы так и не успели, но он был навязан мне. Я так стремилась к самостоятельной жизни, хотела сбежать от того, что угнетало меня столько лет, и вдруг оказалась в ловушке. Я отдавала себе отчет, что мой жених богаче и знатней меня, и что он оказывает благодеяние, которым сможет попрекнуть в будущем, а мне попреков хватило. Поэтому, когда вернулся Итер и вновь заговорил о своих чувствах, я сама предложила ему жениться на мне.

Ливиана замолчала, переводя дыхание, и Эйдан невольно подался вперед:

– И что же Итер?

– Он был ошеломлен, – усмехнулась женщина, развернулась лицом к инквизитору, и он залюбовался отсветами огнями на ее коже и волосах. – Господин Ассель не ожидал от меня такой прыти, он растерялся. Но, к его чести, прежде чем ответить, Итер признался в своем несчастье. В то мгновение мне было всё равно. Я не задумывалась не только о свадьбе, но и о детях, потому попросту отмахнулась. В свою очередь, я ответила, что никогда не упрекну своего супруга в неполноценности, но взамен прошу предоставить мне некоторую свободу и дать возможность привыкнуть к нему прежде, чем я взойду на супружеское ложе. Итер согласился. После меня уже ничего не могло остановить: ни увещевания отца, ни горестные стоны матери. Мы поженились, и я стала госпожой Ассель.

Первое время мы сохраняли теплые дружеские отношения, привыкали друг другу, поддерживали, и однажды стали супругами по-настоящему. Наверное, я все-таки полюбила Итера, может, и нет, мне трудно судить, но потерять его оказалось больно…

Она осеклась. Эйдан расслышал, как судорожно вздохнула женщина, заметил, как она поджала губы и быстро отвернулась, скрывая свои чувства. Он не торопил, давал время совладать с собой, не лез со словами сочувствия, не пытался успокоить. Не хотел нарушать тот миг хрупкого доверия, царивший сейчас в гостиничном номере.

– Итер всегда хотел детей, – снова заговорила Ливиана, спустя несколько минут. Она поднялась с кресла и прошлась до окна, по-прежнему запахнутая в покрывало. – Это было его болью и навязчивой идеей. Порой мне казалось, что эту одержимость ему привили его родители. Они так истово пытались исцелить сына, что он уверился в том, что обязан победить свое бесплодие и оставить миру наследника. Мы разговаривали, и я уверяла его, что не страдаю от нашей бездетности, но тщетно. Итер целовал мне руки и говорил, что всё будет хорошо. Он искал новых целителей, но они не могли ему помочь. А потом я забеременела. – Госпожа Ассель обернулась к Эйдану, склонила голову к плечу и некоторое время рассматривала его и вдруг сказала: – Знаете, шейд Виллор, почему-то при нашем знакомстве вы мне показались совсем другим.

– Каким? – глухо спросил инквизитор.

– Фальшивым, – не стараясь смягчить выражения, ответила женщина. – Наверное, всё дело в ваших глазах. Тогда мне показалось, что в ваши глазницы вставлены два куска льда. И хоть вы мило улыбались, но глаза оставались… неживыми. Знаете, как бывает у статуй? Вроде скульптор был талантлив и сделал свои творения почти настоящими людьми, порой даже кажется, что они сейчас склонят голову в приветствии, но стоит приблизиться и заглянуть в их лица, как подделка становится заметна. В их искусственных глазах нет жизни, только видимость. Вот так и вы тогда смотрели на меня.

– А сейчас?

– Ваши глаза стали теплыми, – ответила Ливиана. – Я вижу в них свет. – Она вновь отвернулась, поправила на плечах сползающее покрывало и вернулась к своему повествованию, разом обрывая неожиданное признание: – Я не скажу вам имени того, кто подсказал мужу, кого просить о помощи. Попросту не знаю, и это чистая правда. Итер отвечал мне на мои расспросы, что хочет обезопасить меня и не втягивать в эту историю. Я даже не знала, как вообще всё вышло до первого дня рождения нашего сына. Просто однажды муж сказал, что ему нужно отбыть по делам на пару дней, и уехал, особо ничего не поясняя.

Он вернулся на второй день на заре, ворвался в нашу спальню и… разбудил меня. Глаза его горели, как… как у фанатика. Это был столь несвойственно моему спокойному и добродушному супругу, что я попыталась остановить его, но… всё свершилось, шейд Виллор. В те дни он так и оставался похожим на безумца. То обнимал меня так, что хрустели ребра, то вдруг начинал что-то бормотать, то восклицал, оставаясь наедине с самим с собой: «Всё непременно получится! Я уверен, что получится!». А когда выяснилось, что я жду ребенка, ликовал так, что мне казалось – разум окончательно покинул моего мужа.

Но постепенно страсти улеглись, я начала задавать вопросы. Итер отвечал, что он нашел помощь, и мне стоит порадоваться за нас, а не допрашивать его, будто он совершил преступление. Клялся, что инквизиция не нагрянет к нам однажды. А еще чуть позже я и вправду перестала думать о том, как у него это получилось, потому что Тейд подал первые признаки жизни. Я ощутила его шевеление, и всё стало неважным, кроме моего ребенка.

Итер окружил меня такой заботой, что иногда мне хотелось его придушить, чтобы отстал от меня хотя бы на четверть часа. Когда он уезжал на службу, я даже вздыхала с облегчением. Мой муж до дрожи боялся, что я могу простудиться, оступиться на лестнице, в общем, всего, что вело к потере долгожданного дитя. Он помногу разговаривал с нашим мальчиком, пока он рос во мне. Кажется, он со мной не говорил столько, сколько с Тейдом. Тогда я думала, что дело в его давнем желании иметь ребенка, но оказалось, что Итер старался рассказать обо всем, что знает, потому что потом у него не будет такой возможности. – Женщина снова замолчала, протяжно выдохнула и продолжила: – Тейд родился в срок. Здоровый малыш с мощными легкими. И когда мой муж услышал его крик, он заплакал. Держал на руках этот вопящий комочек плоти и рыдал, как дитя.