определила. Я повернулась к нему и застыла в ожидании. К тому времени я уже привыкла к темноте, однако даже при этом не сразу разглядела, что его лицо блестит.

– Почему? – прошептала я, не осознавая, какой именно вопрос задаю. – Почему ты плачешь? Почему они не возвращаются внутрь? Почему война?

– Они говорили с твоим отцом на продовольственном пункте. Они велели ему идти домой и собирать чемодан. Они сказали ему, что придут за вами…

– За мной? Но…

– Нет, Алина. Солдаты пришли за всей вашей семьей.

– Но это из-за меня? Потому что я…

Я не стала продолжать, поскольку не хотела, чтобы он чувствовал себя плохо. Но случилось ли это потому, что я помогла ему?

– Это из-за полей, Алина. Сегодня утром, когда твой отец зашел на продовольственный склад, они сказали ему, что создают Interessengebiet – «зону интересов» вокруг больших рабочих лагерей, и он должен вернуться домой, собрать сумку и подготовиться к немедленному отъезду. По крайней мере, теперь мы знаем, куда делось большинство ваших соседей. Сейчас в лагерях десятки тысяч заключенных, армия бесплатной рабочей силы. Ваши пайки скудны, но все же значительно больше, чем получают рабочие.

– Так куда же подевались мои родители?

– Алина, moje wszystko… уже не имеет значения, где твои родители, нам нужно немедленно уходить. Как только сможем.

– Уйти из дома?

– Уйти… по меньшей мере из округа.

– Уйти?! Ты хочешь уйти прямо сейчас?! Моих родителей увезли, и мы понятия не имеем, где они! Ты с ума сошел?! Я должна остаться! Я должна попытаться помочь им!

– Речь не только о твоих родителях, Алина, – прошептал Томаш. – Твой отец слышал разговоры об ограждении вокруг всего района. Неизвестно, будет ли ваша ферма находиться в пределах этой пограничной линии, но нам нужно выбраться заранее на тот случай, если это все же произойдет.

– Но мама и папа…

– Они стойкие и находчивые люди, – постарался он успокоить меня, но попытка оказалась совершенно неубедительной.

Раньше я была уверена, что не выдержу в подвале и двух минут, но в итоге мы провели там весь день. Мы свернулись калачиком на матрасе и, укрывшись одеялами, слушали, как часы наверху отбивают время. Я тихо плакала, даже Томаш порой всхлипывал.

Когда я наконец почувствовала сонливость, он помог мне подняться наверх и принес немного свежей воды из колодца, пока я пользовалась уборной. Мы не могли развести огонь или включить свет – просто из боязни, что кто-то наблюдает за домом издалека, – поэтому постоянно спотыкались в темноте. Когда пришло время спускаться по лестнице, мне пришло в голову, как трудно будет переместить стол и накрыть люк ковром без посторонней помощи, но оказалось, что Томаш с моими родителями уже придумали план на случай подобной ситуации. Он немного подвинул стол так, что две ножки больше не стояли на ковре, но в целом конструкция все еще прикрывала люк. Хотелось бы верить, что для любого посетителя, который не бывал здесь раньше, все выглядело так, будто наш маленький столик всегда стоял не по центру ковра.

Томашу было неудобно забираться обратно внутрь со столом сверху, но теперь, когда он закрыл люк, ковер лежал на створке ровно.

Он залез под одеяло и обнимал меня, пока я не задремала, но когда часы наверху пробили два ночи, он разбудил меня поцелуем в лоб.

– Мне нужно идти, – проговорил он. Я просто обезумела при мысли об этом, пыталась убедить его остаться, но он был настойчив. – Мне нужно выяснить, знает ли кто-нибудь, куда увезли твоих родителей, и взять немного еды для Евы. Меня не будет несколько часов, потому что еще необходимо наведаться в Тшебиню, чтобы повидаться с Надей.

– Скажи мне, – пробормотала я. – Надя – это твой контакт в Zegota? Поэтому ты так настойчиво требовал, чтобы я держалась подальше от ее дома?

Он кивнул.

– Да. Она координирует усилия в этом регионе.

– И Ян разозлился, потому что она помогала евреям? – догадалась я.

Томаш покачал головой.

– Помнишь фермера, которому я не доверял?

Я изумленно смотрела на него.

– Ян прячет евреев в своем доме? – недоверчиво переспросила я. – Это… это бессмыслица, Томаш.

– Он заперся в передней половине дома, потому что он слишком глуп, чтобы видеть нацистскую пропаганду насквозь. Он убежден, что мои друзья – переносчики болезней, – сказал Томаш с очевидным отвращением. – И он позволяет Саулу и Еве занимать крошечное пространство в задней части дома, чтобы между ними был буфер. Не обольщайся, Алина. Он делает это только ради золота. Надя подошла к нему только потому, что мы были в отчаянии. Нам нужно было найти безопасное место, чтобы Ева могла родить.

– Вот почему Юстина и Ола уехали…

– Ола не хотела в этом участвовать. Она была зла на Яна и Надю за то, что они подвергали риску жизнь Юстины. – Томаш провел рукой по моей щеке.

– Позволь мне пойти с тобой сегодня вечером! – взмолилась я.

– Нет, Алина. Не сегодня, когда необходимо наведаться в город. Если бы меня поймали за нарушением комендантского часа, это было бы плохо, но у меня, по крайней мере, был бы шанс выбраться из опасности. Зато ты слишком запоминающаяся, любовь моя. Ты должна пока прятаться здесь.

– Но что, если ты не вернешься? – прошептала я и прижала его руку к своему подбородку, пытаясь унять стук зубов.

– Ты думаешь, они смогут помешать мне вернуться, Алина? После всего, что мы пережили? После всего, через что я прошел, чтобы вернуться сюда, к тебе? – тихо проговорил Томаш и коснулся губами моих губ. – Ни за что, moje wszystko. Но если я не вернусь так быстро, как собираюсь, просто прячься здесь. У тебя есть еда и вода, которых хватит на несколько недель, и я позабочусь, чтобы Надя знала, где тебя найти.

Он упаковал в свой маленький рюкзак картошку и яйца, затем выбрался из подвала, поставил ковер и стол на место и отправился в путь.

Глава 23

Алина

Я слышала, как часы отбили один час, потом два, потом три. И все время ожидания я тонула в волнах паники и страха, то и дело накатывающих. Мне хотелось выть от несправедливости всего происходящего, хотелось разозлиться на Томаша за то, что он оставил меня в подвале одну в худший день моей жизни, хотелось вернуться в прошлое и спрятать голову под подушку в своей крошечной спальне и притвориться, что ничего этого вообще не происходит.

Было чуть больше пяти утра, когда наверху раздался какой-то звук. Я услышала осторожную