Проклятый Туманов изгибает бровь, проследив за моей рукой, и мажет взглядом по декольте. Настолько медленно, тягуче, словно на самом деле ласкает. Кожа мурашками покрывается, а грудь болезненно ноет, упираясь в ткань белья, от которого остро хочется освободиться.

– Кого-то другого я в своей ванной терпеть не согласен, - звучит словно издалека. Хрипло, нежно, завораживающе. – Так что ты удачно зашла.

От бархатистого баритона ноги подкашиваются, и я ищу точку опоры, упираясь ладошками в каменный торс. Обжигаюсь, но не одергиваю руки. Пусть поджарятся, мне все равно…

- Я случайно, - сглатываю. И продолжаю гипнотизировать крепкие мышцы. - Мне в комнату надо, - лепечу и, не сдержав порыв, шумно выдыхаю Алику в грудь. Капельки влаги на смуглой коже вздрагивают и катятся вниз, пробираясь через жесткие волоски. Украдкой веду по ним подушечкой указательного пальца, цепляю ногтем.

- Она за твоей спиной, - отчетливо слышу игривые нотки в его голосе.

- В свою, - уточняю. И по-прежнему не двигаюсь. Будто приросла к этому многолетнему каменному изваянию.

Неприлично быть таким сексуальным в его возрасте! Взрослый, серьезный мужчина, в отцы мне годится, а сам, как варвар, щеголяет в набедренной повязке. Правда, по собственной ванной, куда я ворвалась. Но это детали! Прикрылся бы...

- Тебя провести? – хмыкает, пока мой взгляд очерчивает кубики, пересчитывая их, и опускается к краю полотенца, которое странно топорщится. – Или хочешь на руках, как вчера ночью? – шепчет заговорщически, склоняясь над ухом.

Замираю настороженно, потому что остаток вечера помню обрывками. Ссора с настоящей Валерией отпечаталась в сознании. Даже сейчас злиться начинаю, стоит лишь подумать о ней. Не забыла я, как уезжала из ресторана с Альбертом. А дальше… Что-то смутное. Но мне определенно было тепло и уютно, как никогда и ни с кем.

- Нет! – отталкиваю Туманова, наконец-то немного придя в себя. – Достаточно просто показать мне нужную дверь. У вас тут немудрено заблудиться, Альберт Ильич.

Хмурится. Одним пальцем поднимает мой подбородок, заставляя меня в глаза ему посмотреть.

- Что еще должно между нами произойти, чтобы ты перестала мне «выкать»? – произносит укоризненно.

«А что уже произошло?» - вопит полусонный, раненый возбуждением разум, лихорадочно ищет ответы, но ничего не может откопать. Рановато я склерозом обзавелась. Неужели старик Альберт заразил? Трогательно-целовательным путем.

- Меня учили к старшим обращаться на «вы»… - начинаю дерзить, и моя фраза обрывается.

Жесткие, но горячие мужские губы так настойчиво накрывают мои, что я плавлюсь. Воском растекаюсь перед Аликом. Готова безвольно пасть к его ногам. Кажется, только грубый палец на моем подбородке не позволяет мне рухнуть.

Я ждала этого поцелуя. С того самого момента, как оказалась здесь. Глупо и трусливо было бы отрицать это. Я правда желала его. Родного мужа.

Мой!

Поэтому сама нападаю. Как умею. Забираю его себе.

Обхватываю ладонями шероховатые щеки, прижимаюсь грудью к пылающему, как печка, торсу. Греюсь и дрожу от нахлынувших чувств и разницы температур. Углубляю поцелуй. Знаю, что делаю это неумело. Непрофессионально. И до крашеной воблы Валерии мне далеко… Из-за этого злюсь. До слез обидно! Ревность сжирает всю меня. И я стараюсь еще сильнее. Отчаяннее.

Мой же! Точно мой! В паспорте указано! Валерия пусть себе другого ищет!

Не останавливаюсь даже, когда мощная ладонь опускается на мою попку, сжимает через бархатную ткань. Сейчас не только платье зеленое, а я вся свечусь этим цветом. Даю разрешительный сигнал.

Пожалею? Скорее всего…

- Алик, - проговариваю в жадные губы, терзающие меня.

Впервые зову его так, и он реагирует. Словно я ласковое что-то сказала. И в то же время – неуместное.

Поцелуй разрывается, а Альберт отстраняется, хоть я и продолжаю тянуться к его губам. Не принимает меня больше.

- Ты хочешь сказать мне что-то, беда моя? – испытывающе смотрит на меня сверху вниз.

- Н-нет, - заикаюсь, пытаясь вернуть себе здравый смысл. – Ничего, - кидаю строже, но обращаюсь уже сама к себе.

О штампе в паспорте мне говорить запрещено. Я отцу его поклялась. А в своем отношении к Альберту я сама толком не разобралась.

- Уверена?

Молчу. И губы нервно кусаю.

- Я спешу на работу, - Туманов вдруг делает шаг назад. Будто наказывает меня. – Можешь пока душ принять. В такое время дома все равно никого нет.

Не могу сдержать разочарованного вздоха, когда он невозмутимо огибает меня и равнодушно покидает ванную, захлопнув дверь.

- Не соблазняла никогда мужчин, не стоило и начинать, - ругаю себя чуть слышно. – Куда тебе до его Валерии! Позорище.

Упираюсь лбом в холодную стену, прислушиваюсь в шорохам и грохоту, доносящимся из спальни. Альберт такой шумный с раннего утра, он всегда так на работу собирается?

В душ не иду, но и ванную не покидаю. Терпеливо жду, когда за дверью станет тихо. И только потом выхожу. Еще минут на пять задерживаюсь в комнате, заправляю постель, убираю брошенные Аликом рубашки в шкаф. Напоследок еще раз вдыхаю его запах.

И спускаюсь в холл. Слышу скрип двери и тяжелые шаги позади. Сердце пускается вскачь от страха.

- Леся, будь добра, помоги Аленушке уложить вещи в чемодан, - внезапно доносится голос старшего Туманова. – Выбери самое необходимое, что пригодится на природе.

Разворачиваюсь, вникаю в смысл его просьбы и параллельно злюсь на Альберта. Он уверял, что никого нет. Из-за него я могла подставиться. Перед его отцом, что недопустимо. От Ильи будущее мое зависит. Возможно, даже жизнь. И он явно против того, чтобы я с его сыном ночевала. Пусть даже у нас с Аликом и не было ничего.

- А мы уезжаем куда-то? – уточняю аккуратно.

- Мы, - особой интонацией подчеркивает Илья. – На пару дней выберемся за город. Майя захотела стать ближе к нашей дочери. Так что мы прислушались к твоему совету.

- Прекрасно! – хлопаю в ладоши, искренне радуясь, а он едва не дергается от громкого звука. – Ой, извините, - прячу руки за спину. – Я расскажу вам, что нужно будет! Все-все объясню! Как только мы с Аленкой соберемся…

- Ты остаешься, Леся, отдыхай, - осекает меня жестом. – Но от советов твоих мы с Майей не откажемся. Только лучше распиши