— Ты права, — говорит он. — Ты не трогала моего брата, но я совершенно точно трону твою сестру. Тебя тоже. И одна из вас точно заговорит.

У меня перед глазами все плывет, но я бросаюсь к ней. Подлетаю — лишь на миг удается ее коснуться, скользнуть пальцами по щеке, когда меня рывком оттаскивают назад. Я кричу, кусаюсь, царапаюсь до тех пор, пока удар в солнечное сплетение не выбивает из груди воздух вместе с криком:

— Лэйс!

Меня толкают к стене, вздергивая руки наверх, запечатывают запястья в электронные кандалы, которые смыкаются с легким щелчком. То же самое проделывают с ногами, а следом вытягивают из стены металлический пояс, блокируя еще и за талию. Мне остается только биться, как бабочке в паутине, но это занятие абсолютно бессмысленное, и спустя несколько мгновений я просто замираю.

Глядя на Лэйс широко распахнутыми глазами, потому что она на меня не смотрит.

Она вообще без сознания.

— Спасибо за помощь, — он отпускает ее волосы, и голова сестры бессильно падает на грудь.

— Мы будем поблизости, — произносит один из сопровождавших нас.

— Дальше я сам, — он усмехается, и, когда все выходят, снова поворачивается ко мне. Эта комната меньше той, в которой меня держали, а может, она кажется меньше за счет стула и столов, на которых лежат самые различные приспособления. Есть еще вмонтированная в стену непонятная камера, тем не менее внешняя часть ее — куполообразная крышка, как в гигантском футляре — выступает вперед. Сквозь стекло видна вертикальная полка, металлические блокираторы, как на стенах и шлем.

Въерх переводит взгляд вслед за моим, усмехается.

— Это жемчужина нашей коллекции, нисса Мэйс. То, что наверняка заставит любого сказать правду, но у нее единственный побочный эффект: после использования допрашиваемый по интеллекту становится не умнее маруны. Именно поэтому использовать его нужно с большой осторожностью, никогда не знаешь, какой вопрос понадобится задать следующим, а у всех разный предел. Вам с сестрой повезло, что я предпочитаю традиционные методы допроса. Правда…

Он заглядывает в лицо Лэйс.

— С ней я уже успел побеседовать несколько раз.

Он произносит это с таким… удовольствием, что все внутри сначала сжимается, а потом раскручивается, как невидимая пружина.

— Тронешь ее — и я тебя убью, — говорю я, глядя ему в глаза.

— У вас уже был шанс, нисса Мэйс. Следующий вам не представится.

Въерх касается панели, расположенной рядом с бессильно поникшей Лэйс, и сквозь кандалы проходит электричество. Я вижу взрезающие металл и воздух молнии, тело сестры выгибается дугой, и во мне кончается воздух. Я пытаюсь вдохнуть, не могу, перед глазами темнеет, и только когда Лэйс с ругательством обмякает снова, вдыхаю заставляющий меня закашляться живительный воздух.

— Лэйс, — шепчу хрипло. — Лэйс… Лэйс…

Голос кажется чужим, а потом сестра поднимает голову. Смотрит на меня, в упор, после чего выдыхает:

— Маруна!

Приветствие вполне в духе моей сестры, и я бы с радостью улыбнулась… Море, да я готова была бы выслушать все, что она обо мне думает, и при этом была бы счастлива, но обстоятельства, в которых мы оказались, не способствуют счастью. Даже кратковременная радость от сознания того, что она жива, гаснет, как вспышка, а взамен нее внутри рождается ярость, которую сложно удержать и еще сложнее контролировать.

Потому что в глазах сестры, в которых никогда не было страха, я сейчас вижу его. Едва уловимый, но достаточный для того, чтобы все внутри сжалось.

— Я вам все расскажу, — говорю я. — Назову все имена за две минуты, если вы отпустите мою сестру.

В глазах въерха мелькает что-то похожее на насмешку, только гораздо более злое.

— Мы не ведем переговоров с ныряльщиками, нисса Мэйс. Тем более что вы и так мне все расскажете.

Он касается панели, и Лэйс снова выгибается дугой. Только на этот раз она в сознании и кричит, а я пытаюсь дышать, потому что воздух врывается в грудь какими-то колкими малюсенькими порциями.

— Хватит! — ору я, почти срывая горло. — Хватит! Оставь ее в покое, ты, больной недоделок!

— Как ты меня назвала?

Он шагает ко мне, оставляя Лэйс за своей спиной. От ее криков судорогой сводит мое горло, поэтому так сложно вытолкнуть ее из себя:

— Выключи это. По…жалуйста.

— Пожалуйста? — уточняет он, глядя мне в глаза. — Или больной недоделок?

— Ты ее убьешь! — выдыхаю, пытаясь справиться с сотрясающей все тело дрожью, как будто ток проходит через меня. — Как тогда будешь меня допрашивать?

— О, у меня есть множество методов в арсенале.

— Не сомневаюсь, — выплевываю я. — Но что-то мне подсказывает, что они не работают. Иначе бы мы здесь не оказались, верно? В такой ситуации.

Он разворачивается и возвращается к Лэйс, спустя мгновение она снова обвисает в кандалах, а мне остается только дышать. Это единственное, что у меня получается, потому что ничто другое уже не работает. Я медленно, но верно соскальзываю в то, откуда пути назад просто не будет, в кошмарную, не поддающуюся никакому контролю, панику. От ярости до отчаяния такой короткий шаг, и я его почти сделала, потому что не в моих силах ее спасти.

Не в моих силах ее защитить.

Я не могу…

— Итак, нисса Мэйс, — въерх снова разворачивается и приближается ко мне. — Имена.

Имена — это ключ.

То, что прекратит боль Лэйс. Мне больше не придется на это смотреть — как сейчас, когда она без сил в кандалах, судорожно вздыхает. Снова и снова, как будто не может надышаться. Я вижу, как ее пальцы сжались на железных браслетах, блокирующих запястья, и как они разжимаются снова.

Но еще имена — это ключ к тому, чтобы наши с Лэйс жизни оборвались. Я не знаю, как это все происходит, но знаю, что мы не проживем долго после того, как я скажу хотя бы что-нибудь. Он об этом позаботится.

Поэтому я плотно сжимаю губы, а потом просто плюю ему в лицо.

Пусть отцепится от нее! Пусть бьет меня.

И он действительно меня бьет, пощечина больше напоминает удар, только благодаря плотной фиксации я не разбиваю голову о стену и не теряю сознание снова, хотя от звона в ушах и боли темнеет перед глазами. Я проваливаюсь в какое-то странное состояние, в котором теряются запахи и звуки, и мир реальный перестает существовать — а в нереальном я стою на берегу океана рядом с Лайтнером. Мне так легко и спокойно, а шум волн звучит как колыбельная. Мы почти касаемся друг друга, ключевое слово — почти, наши пальцы застывают в каких-то антваллах друг от друга.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, он смотрит на меня, и впервые в жизни я так отчетливо понимаю, что мне ничто не мешает его целовать. Он наклоняется ко мне, едва касаясь губами губ, и губы обжигает, а следом с ног сбивает волна. Она накрывает меня с головой, швыряет на камни, затягивая на глубину, все дальше и дальше от берега. Я пытаюсь ухватиться за его пальцы, но нас разбрасывает в разные стороны, и эта темная холодная глубина поглощает его у меня на глазах.