— Ну да, мы точно жестокие, — иронично согласился Аристарх. Поэтому у меня есть тост за одного прекрасного журналиста — Сеймура Херша, а точнее за его Пулитцеровскую премию, которую тому вручили за освещение бойни, осуществлённой бравыми американцами, в Сонгми, во Вьетнаме. Фитоняш, ты уж плесни нашему правдорубу побольше, чисто для памяти, пусть освежит…

— Ты и меня, кстати, на всякий случай, просвети, что там такого произошло? — видя, что ситуация принимает принципиальный оборот, попросил Миша.

— Да без проблем, расскажу… В целом, там произошёл акт исключительный американкой доброты и ничего более… Понимаешь, во вьетнамскую деревню пришли «воины света и добра» и убили около пятисот человек, включая грудных детей. И не просто убили, а сначала изнасиловали всех женщин начиная с двенадцати лет, после чего расчленили их тела на куски, а уже потом милостиво добили оставшихся.

— Ну тогда тост, «за невероятную доброту, гегемона»! — сдерживая гнев, резюмировал Миша и зло влил в себя коньяк.

— Зато всё это именно американский журналист предал гласности, — попытался оправдаться Майкл и высокомерно отвернулся от стаканчика с алкоголем.

— Не хочет пить и не надо, зато я, понимаешь, с удовольствием выпью, — раздался голос с характерными рыкающими нотками. Аристарх и Миша посмотрели на материализовавшегося рядом с Майклом Бориску и от неожиданности рассмеялись.

— Где пьют, там и вездесущий Бориска! И, кстати, отвечай, какого чёрта у меня сегодня последний день воплощения? — возмущённо произнёс Майозубов, резко потерявший всяческий интерес к вопросам, которые хотел задать высокомерному пленнику.

— Ну, может, потому, что ты лошара, а, может, и по каким-то другим, не менее важным причинам, — наслаждаясь выпитым, удовлетворённо пробормотало привидение.

— Пользы от тебя, как обычно ноль, — обиделся гений.

— Оценить пользу, понимаешь, не всегда возможно, особенно столь примитивным созданиям и, вообще, будешь дерзить — исчезну.

— Не исчезнешь, коньяк ещё в наличии…

— Ну да, аргумент веский, с этим, пожалуй, могу согласиться, поэтишко…

— А с кем это вы сейчас говорите? — спросил ничего не понимающий Майкл, наблюдая, как удерживающие его люди смотрят в одну точку пространства и с кем-то увлечённо общаются. Хотя, для полноты картины, слышал он пока только их голоса.

— А ты что, совсем не видишь и не слышишь Бориску? — внимательно взглянув на Майкла, спросил Аристарх.

— А вы разве видите и слышите?

— Ну, конечно же, вот рядом с тобой сидит Бориска и пьёт коньяк, от которого ты, дурак, добровольно отказался…

— Я ничего не вижу… А, понимаю, вы на до мною издеваетесь…

— Ну если вспомнить твою логику про жестоких, депрессивных русских, то тогда, конечно, всё сходится — издеваемся. Впрочем, мы реально воспринимаем Бориску, — совершенно серьёзно произнёс Майозубов, чем поставил Майкла в тупик, заставив последнего напрячь интеллект и начать искать логику в этой странной игре.

— Погоди, поэт, он так никогда не поверит в то, что ты ему говоришь, тут надо иначе подойти, — вмешался в разговор Миша. Пусть попробует взять и поднять Борискин стаканчик с коньяком…

— Это мой стаканчик и там мой коньяк, — обиделся пленник. День у него выдался тяжёлый и нервный, поэтому даже тренированная психика утомилась и стала сдавать, отчего в голосе появились эти глупые капризные нотки.

— Хорошо-хорошо, твой… Сейчас налью туда ещё немного коньяку, а ты попробуй его поднять и выпить, — вспомнив свой предыдущий опыт знакомства с Бориской, предложил Миша.

— И что это изменит?

— Сам увидишь, что…

— Ладно, попробую, только знай, как я это сделаю, ваше тупейшее издевательство станет очевидным…

— Ты много болтаешь, дорогой друг, а надо просто поднять стаканчик… Подними его и я отстегну наручники, если у тебя всё получится, конечно.

Как ни странно, но шутливый аргумент, про снятие наручников, положительно подействовал, и Майкл протянул руку, чтобы взять налитую выпивку. Дальше произошло то, чего никто не мог ожидать, стаканчик с коньяком стал убегать и как тот не старался, так и не смог его поймать. Затем стаканчик взлетел и вылил содержимое в пространство. Напиток лился и исчезал прямо в воздухе, а очумевший американец безумно моргал и тыкал пальцем перед собой.

— Ну как тебе Бориска? — рассмеялся очень довольный увиденным «цирком» Миша.

— Это что такое? — еле выдавил из себя Майкл.

— Всего лишь Бориска…

— А почему я его не вижу?

— Его мало кто видит, точнее почти никто не видит, особенно будучи трезвым. Чтобы его видеть надо много алкоголя.

— Он — привидение?

— В некотором роде…

— Теперь понятно, почему русские столько пьют! — пренебрежительно произнёс Майкл.

— А ещё у нас медведи на каждом углу на балалайках играют, только в этом дворе их штук пять, — иронично вклинился в беседу задетый столь унизительным заявлением Аристарх.

— Про медведей — это дурацкий стереотип, — с видом знатока всего русского, произнёс пристёгнутый к дверце.

— Ну наконец-то, хоть что-то ты стал понимать и, кстати, чтобы ты знал, Россия не входит даже в десятку самых пьющих стран, как бы обидно для нас это не звучало, — рассмеялся Майозубов, а Миша снова всем налил коньяк. Это действие вызвало странный блеск в глазах американца, и он вновь стал охотиться за стаканчиком, правда, ровно с тем же самый успехом. Сделав множество неудачных попыток, он сменил тактику и с трудом дотянувшись до бутылки, стал жадно пить из горла.

— Ты давай аккуратнее, не один тут, — строго сказал Фитоняш и справедливо отобрал напиток у пленника.

— Верни коньяк, я тоже хочу увидеть Бориску!

— Знаешь, любезный, магазины далеко, да и ты, прямо скажем, не добрый гость… Нам что останется? Да и Бориска на тебя обидится, ты вон, гад, со своим энтузиазмом практически всё вылакал.

— А бурбон Бориска пьёт?

— А что есть?

— Конечно, есть, в багажнике лежит, мы сегодня окончание операции обмыть хотели, по вашей, кстати, дурацкой русской традиции.

— Ну хоть что-то в вас, Майкл, человеческое осталось, слушай, поэт, ты ближе, сходи, проверь наличие.

Данная новость явно не осталась без внимания Бориски и стаканчик вновь взлетел в воздух, а ещё через пару минут Аристарх принёс из багажника две бутылки бурбона. Он чувствовал себя очень необычно, ему, вдруг, показалось, что математика с последним днём абсолютно неверна и что впереди ещё целая жизнь. Стресс уходящих суток полностью отпустил, наполнив сознание ничем не убиваемым оптимизмом.

— Да там целый ящик этого добра, — весело улыбнувшись, отметил он.

— А сколько надо выпить, чтобы увидеть Бориску? — неожиданно спросил Майкл.

— Сложно сказать сколько, я его сначала рассмотрел, в виде темного пятна в воздухе, а уж потом, как нечто похожее на человека. В целом, на всё про всё, ушло где-то четыреста миллилитров, —