Он подумал и осторожно поинтересовался:

– Прости, госпожа, но ты ведь выросла при дружине. Каквышло, что ты оружию не обучена?

Елень Глуздовна ничего ему не ответила. Только почему-топокраснела, повернулась и молча ушла. Выбрав время, Волкодав в тот же деньрасспросил Правого. Боярин строго посмотрел на него: что ещё залюбопытство? – но затем, видно, рассудил, что телохранитель навряд лиспрашивал ради пустой забавы. И поведал венну, что мать кнесинки была знаменитойвоительницей: государь Глузд поначалу состоял у неё простым воеводой. Онапогибла в бою с морскими сегванами, и Глузд, оставшийся растить несмышлёнуюдочку, поклялся, что не допустит для неё такой же судьбы.

– Кнес её сам не учил и нам заповедал, –предупредил он Волкодава.

Тот кивнул:

– Спасибо за науку, боярин…

Ворчливый Крут отдал ему в учение двоих отроков, Лихослава иЛихобора. Благо им, по сугубой незнатности их рода, Посвящение в витязипредстояло вовсе не обязательно. Близнецов так и прозывали: братья Лихие.Славные парни дружно недолюбливали Лучезара, а посему особенность новой службыпришлась им как раз по вкусу. Это ж надо – никто из дружины был им теперь неуказ! Даже бояре!

– Только я, – сказал Волкодав, и ребятам незахотелось с ним спорить. Он же добавил: – И кнесинка, но только в том,что охранных дел не касается.

Гораздо трудней показалась братьям другая наука: обращатьвнимание лишь на то, что могло как-то коснуться госпожи, пропуская мимо ушейехидные замечания и даже прямые обиды, обращённые на них самих.

Каждое утро добрый Серко приносил Волкодава в крепость, ивенн спускал с отроков по сорок потов. Сперва они слегка дичились его, но потомпривыкли, зауважали и даже порассказали ему немало занятного. Почему-то ониспытал немалое облегчение, узнав, что Лучезар вовсе не был кнесинке братом, ниродным, ни двухродным. Её прабабушка доводилась его прадеду сватьей. Лучезар,правда, при каждом удобном случае именовал кнесинку сестрой, зато она егобратом – никогда. А ещё была у молодого боярина одна странность. Временами онзапирался у себя и не показывался целые сутки, а то и двое. При этом Лучезаротговаривался нездоровьем, но скорее всего именно отговаривался: телеснойкрепости в нём было на троих.

Когда близнецы упомянули об этих странных отлучках, что-тосдвинулось в памяти Волкодава, точно струна самострела, насторожённого узвериной тропы. Он сразу вспомнил походку Левого, так не понравившуюся ему вдень покушения, и спросил:

– А не бывает ли боярин, перед тем как запираться, раздражителени зол?

Братья переглянулись и разом кивнули льняными вихрастымиголовами:

– Ещё как бывает!..

Тогда Волкодав крепко заподозрил, что Левый был приверженцемсерых кристаллов, дарующих блаженство, дивные сны наяву… и шаркающую походкупосле пробуждения. Он ещё в Самоцветных горах насмотрелся на любителей сладкойотравы. И знал, что она в конце концов творила с людьми. Он не стал ничегоговорить отрокам и так же подробно расспросил их обо всех остальных обитателяхкрепости, до самого последнего конюха и раба. Справный телохранитель должензнать всё. И про молодую чернавку, сошедшуюся с витязем, и про обиженногослугу, быть может, затаившего зло. И про то, в каких местах кнесинка любитсобирать грибы. И про боярина, который, того гляди, совсем станет рабом серогопорошка – а значит, и людей, его доставляющих…

По вечерам Ниилит лечила его своим волшебством, и черезкакое-то время он с радостным удивлением обнаружил, что перестал кашлять.

* * *

Очень скоро Хозяйка Судеб вновь столкнула их с Лучезаром лбами.

Как-то утром, стоя на заднем дворе крома, Волкодав объяснялбратьям Лихим мудрёное искусство внезапного боя: стоял, стоял человекбезмятежно… и вдруг взрывается вихрем сокрушительных и мгновенных ударов.Видеть подобное отрокам раньше почти не приходилось. Волкодав знал, что вдружинах таким боем гнушались. Братья Лихие тоже сперва морщили носы, потомперестали. Удел витязя – честные битвы грудь на грудь да гордые поединки.Телохранитель – дело иное. Ему лишь бы соблюсти того, кого взялся охранять, живыми во здравии. А честь и славу пусть добывают другие…

Мыш, сидевший на плече у Волкодава, вдруг забеспокоился изашипел. Венн оглянулся и увидел шедшего к ним Лучезара. За молодым бояриномследовало двое мужчин, которых он сейчас же узнал, а узнав – насторожился. Одинбыл тот черноволосый воин жрецов; похоже, они и впрямь выгнали неудачника.Вышелушили, как рака, из полосатой брони. А второй… второй был его тогдашнийпротивник-сольвенн.

– Вот ещё двое телохранителей для сестры, – сказалЛучезар, обращаясь к Правому, который редко пропускал случай взглянуть наВолкодава и отроков. – Воины что надо и к тому же не галирадцы. Ни с кемздесь, в городе, сговариваться не начнут.

Крут нахмурился и спросил черноволосого:

– Как звать тебя? И почему с проповедниками за море неуплыл?

– Звать меня Канаон, сын Кавтина, а род мой –воины, – ответствовал тот. Судя по акценту, его родиной был Нарлак,лежавший к северо-западу от Халисуна, за горами, которые сольвенны называлиЗамковыми, а венны – Железными. – Проповедники меня отрешили, –продолжал Канаон, и было похоже, что он на них по-настоящему обозлился. –В семи городах мечом за их веру стоял, мил да хорош был. Ан стоило один разоплошать…

Он посмотрел на Волкодава и сразу отвёл глаза.

– А ты? – повернулся Правый к сольвенну.

Парень назвался птичьим именем – Плишкой. По его словам, онбыл сиротой и вырос батраком у земледельца-сегвана, потом сбежал от него исделался наёмником. И вот уже семь лет странствовал по белу свету, зарабатываямечом. При этом он нажил какие-то неприятности от Учеников Близнецов и тогда наплощади собрался было поквитаться, но не совладал. А когда те уже уехали,увидел Канаона, чуть не плачущего в корчме. Былые противники хлебнули вместепивка и тут же уговорились держаться друг дружки. Так, вместе, и пришли они кбоярину Лучезару, ибо прослышали, что госпоже кнесинке могут пригодитьсянаёмные телохранители…

Складно, подумал Волкодав. Складно и славно. Ишь ведь, уПравого уже и брови от переносицы в стороны расступились. Да. Жили-были двахоробрых воителя и ратились честно, а потом взяли да побратались. Чего тут непонять!

Крут повернулся к нему:

– Ты-то что скажешь, венн?

Волкодав пожал плечами, гладя повисшего на рубахе Мыша, иравнодушно ответил:

– Скажу, что, пока я при кнесинке, этим двоим подле неёне бывать.

Плишка и Канаон растерянно переглянулись: ничего подобногоони, похоже, не ждали. Рука Лучезара опустилась на меч.

– А не много на себя берёшь, венн? – заворчалКрут.

Волкодав спокойно сказал: