Волкодав начал кое о чём догадываться. Нагнувшись, онвытянул из кожаного короба полосу белого шёлка и решил сам сделать повязку,потому что кровь стекала по животу и левому боку, грозя испортить хорошиекожаные штаны.

– Говори толком! – досадливо зарычал снаружибоярин Крут.

– Этот венн – клеймёный каторжник, госпожа, –заторопился халисунец. – Он бывал в руках палача, его страшно пытали! Онпреступник! Он…

– Иллад, – перебила кнесинка.

– Госпожа, я…

– Вернись и помоги ему, Иллад, – сказала кнесинка,и Волкодав подумал, что серебряный колокольчик, оказывается, умел звучать какстальной. – Ты слышишь, Иллад?

Волкодаву показалось, будто несчастный лекарь всхлипнул.

Вновь зашевелилась дверная завеса. Вернувшийся Илладнатолкнулся на враждебный взгляд серо-зелёных глаз и, видно, тут толькосообразил, что телохранитель отчётливо слышал каждое его слово. Руки у негозадрожали. Клеймёный преступник явно собирался зарезать его. А кнесинка, тасамая кнесинка, которая когда-то в пелёнках лежала у него на коленях…

Кнесинка Елень решительно откинула входное полотнище ишагнула внутрь.

– Этот человек спас мне жизнь, Иллад! – сказалаона резко. – Делай что надлежит!

Следом за нею, второпях чуть не своротив плечом опорныйстолбик, в палатку влез Крут. Покинуть «дочку» на съедение лютому венну онопределённо не мог.

– Вели, госпожа, чтобы не обижали сегванов, –повторил Волкодав.

Она нетерпеливо кивнула:

– Я велю.

– Сделай это сейчас, пока лекарь меня лечит, –глядя ей в глаза, сказал Волкодав. – Беды не нажить бы.

– Тебя-то не спрашивали, – проворчал Крут.

Кнесинка дёрнула плечиком, повернулась и вышла. Бояриностался в палатке, и Волкодав опять забеспокоился, не случилось бы чего сгоспожой, но тут же увидел на колеблемой ветром стене тени витязей, окружившихдевушку, и тревога улеглась. От боярина не укрылся его взгляд.

Между тем на бедного Иллада жалко было смотреть. Он вытащилиз короба ещё один пузырёк – насколько можно было унюхать в пропитаннойзапахами палатке, в первой склянке помещался сок тысячелистника, запирающийкровь, а во втором – жгучая, с желчью, настойка на крепком вине. Такойприжигают мелкие царапины да синяки, чтоб быстрей проходили, а открытые раны –только смазывают вокруг.

– За что на каторге был, венн? – спросил Крут.

Волкодаву не хотелось об этом распространяться. Он повернулголову, собираясь проворчать «Ни за что», но тут лекарь, доведенный досовершенного душевного смущения, перепутал бутылочки и полил ему едким, толькоузор на клинках травить, настоем прямо на рану.

Волкодав зашипел от неожиданности и шарахнулся прочь.Борозду на груди охватил жидкий огонь, от которого побелели глаза и нанесколько мгновений всё тело перестало слушаться. Иллад тоже отпрянул, непонимая, в чём дело. Потом посмотрел внимательнее на скляночку у себя в руке –и схватился за голову.

– Вот что, иди-ка отсюда, пока до греха недошло… – Боярин Крут взял лекаря за пухлое плечо и слегка подтолкнул,направляя в сторону выхода. – Сам всё сделаю! А ты, венн, повернись.Подними руку…

Отдышавшийся Волкодав вскоре понял, что старый витязь, как иположено воину, в ранах разбирался отменно.

– Как ты догадался, что это не толмач, а убийца? –ворчливо спросил Крут, продевая изогнутую полумесяцем иголку и ловко затягиваяузелок.

Было зверски больно, но Волкодаву случалось терпеть и нетакое. Он пояснил про сапоги и рубашку и добавил:

– А когда он полез в рукава, я его просто узнал. Онпытался убить того парня, которого я увёл у жрецов. Кто-то платит ему, а купец,я думаю, и не знал ничего…

Правый завязал ещё узел и спросил чуть ли не с обидой:

– Почему же ты всё увидел? И поспел девочку оборонить?А мы, дружина…

Волкодав подумал и сказал:

– Вы, дружина, к открытому бою привычны. А я четырегода только и делал, что таких вот лиходеев заугольных высматривал.

Боярин свёл вместе края второй раны, велел ему придерживатьи принялся на чём свет стоит костерить Иллада, обзывая лекаря, самое мягкое,коновалом.

– Ну, меня он пока ещё не положил, – усмехнулсяВолкодав. Он поразмыслил ещё и сказал Круту: – Кто-то хочет, чтобы госпожаумерла. Я не могу быть при ней круглые сутки, воевода. Надо, чтобы было покрайней мере ещё два человека. Хорошо бы ты их подобрал, ты после кнеса всемздесь отец. А я их научу всему, что умею…

– Умелец хренов!.. – запыхтел боярин. – Скажилучше, почему кольчугу, лапоть, не вздел?..

Волкодав сказал:

– Не подумал.

Когда он вышел наружу, кутая полуголое тело в заимствованныйу боярина плащ, ему помстились с другой стороны палатки какие-то невнятныезвуки. Волкодав нашёл глазами кнесинку, удостоверился, что она под надёжнымприсмотром, и пошёл проверить, в чём дело.

Он не особенно удивился, найдя за палаткой халисунца.Толстый Иллад горько плакал, укрывшись от людских глаз под свесом шатра. Веннподошёл бесшумно, и лекарь его не заметил. Некоторое время Волкодав стоялнеподвижно, хмуро глядя на халисунца. А ведь добрый лекарь, наверное. Оченьдобрый. Тоже небось книги читал и про Зелхата Мельсинского слышал. Поди,семьдесят семь болезней по глазам узнаёт и ещё тридцать три – по ладони. За чтоего так? Какие-то покушения, убийства… телохранители хуже всяких убийц… Тут нето что с испугу скляночки перепутаешь – самого себя забудешь как звали. Что жего теперь казнить за оплошность?

Волкодав опустился рядом на корточки и тронул лекаря заколено. Иллад увидел его и заслонился руками. Венн раздвинул полы плаща:

– Посмотри, всё ли он правильно сделал.

Иллад торопливо высморкался и стал смотреть.

– Я сжёг тебе рану, телохранитель… рубец будет…

Волкодав пожал плечами. Одним больше.

– Ты вот что, – сказал он халисунцу. – Кто-тохочет погубить госпожу. Сегодня нож бросили, завтра не вздумали бы отравить…

– Ножи!.. – всплеснул руками Иллад. – А вдругони тоже отравлены?

– Был бы на них яд, – сказал Волкодав, – я быздесь не сидел.

Больше всего питомцы Смерти любили мгновенное зелье,которому было достаточно попасть хотя бы на кожу. Человек умирал прежде, чемлекарь успевал поднести противоядие. Надёжное оружие против правителей, чем-тоне угодивших Моране.

Иллад подхватился с земли и убежал, забыв отряхнуться отпыли. Волкодав подумал о том, что у каждого убийцы водились свои привычки.Этот, может быть, славился как непревзойдённый мастер ножей. И вовсе никогда несвязывался с ядом. Эвриха он, во всяком случае, пырнул удивительно ловко. Ичистым ножом. Но мало ли что. Да и яды бывают разные. А вдруг кровь ужеразносит по телу тайную смерть?.. Глубоко в животе возник тяжёлый ледяной ком.Что ж, если Иллад найдёт отраву и распознает её, будет ещё можно надеяться…