– Там твой вернулся. Ищет тебя.

– Который мой? – усмехнулась девушка. – У меня их много.

– Богли.

– Этот? Пущай поищет.

– Медь, давай поженимся.

– Да ты уж больно скор. Два дня видел – и поженимся? На попе моей жениться собрался?

– Почему это на попе?

– По глазам вижу.

– Ничего ты не видишь, ты ж перевернутая лежишь.

– А я спиной вижу.

Медея перевернулась, показав себя с левой, а затем с правой стороны. Потом обернулась полотенцем и засмеялась:

– Все вы одинаковые, а я – единственная!

Константин, в очередной раз осознав пропасть между собой и Медеей, вздохнул глубоко, тяжело, абсолютно безнадежно.

– Ну, дурень! Посмотри на мой маникюр и посмотри на свой.

Медея показала ему пальцы. Агроном вздохнул еще тяжелее.

– У тебя, Костя, целый мир под ногами. Тебе бы жить да радоваться. Дом, работа… А мне, кроме маникюра, ничего не надо. Понял ты, какая я дура? Пойду за тебя – стану дурой дважды.

Она поднялась с лежака и пошла в дом, который был больше похож на автомастерскую. Годами агроном носил сюда самое ценное, что оставалось от сломанной сельхозтехники. Чистил, складывал, что-то собирал. Кухня стала частью мастерской, ее прошлое угадывалось только по тарелке, кружке, кастрюле, сковородке. Спальня же стала основной производственной площадкой молдаванина. Отдыхая, было легче крутить гайки в руках, думать об их использовании в хозяйстве.

Медея назвала это «замком Винтика-Шпунтика», чем польстила Косте. Он стал питать несбыточные надежды. Спрятав девушку от разгневанного, побитого ею Гоги, он сразу, чтобы не передумать, сделал ей предложение: получить оптом, совершенно безвозмездно, две руки, сердце, все железные агрегаты, которыми он располагает. Медея обещала подумать, а после, когда опасность улеглась, Константин принес ей лежак и полотенце из поместья. Лежа на них, она уже два дня беззастенчиво соблазняла его своим видом.

Костя был здоровым, крепким, рукастым мужчиной. Если бы агронома отмыли, одели, придали его лицу волевое и умное выражение, он мог бы считаться красавцем. Потенциально. Но труд папы Карло, стругавшего Буратино из бревна, был не под силу московской львице. Она решила погостить в доме работника несколько дней, а потом вернуться в бурлящую жизнью столицу.

Константин, пригревший Медею как случайно найденного котенка, подкармливал ее с цеховой кухни. Повариха Дарья, дама в возрасте, в молодые годы была шеф-поваром общественной столовой «Буддабар № 232» в Тбилиси. Заведение имело пять гастрономических звезд рейтинга «Советское Добро». Теперь Дарья служила в поместье и жила при кухне. Она окружала себя дымом, паром, острыми благовониями грузинских специй и обожала, когда в «Кед-Кеди» приезжали шумные компании. Костю она кормила сытно, не обращая внимания на то, как он два дня подряд забирал с собой тройные порции. Медее стряпня поварихи понравилась.

Богли вышел за территорию на старинную асфальтированную дорогу. Раньше ему и в голову бы не пришла мысль покинуть оазис. Остатки асфальта еще держались при въезде на виллы, но дальше лес сделал свое дело – проломил дорогу корнями деревьев, засадил выбоины кустами, украсил обочину цветами и травой. Наземный транспорт давно забыл эти места. Искать девушку тут бесполезно. Богли вернулся, подумал отправиться к водопаду, что находился рядом с «Кед-Кеди». Вдоль ручья вилась тропа, соединяющая поселки, за ними следили и пользовались для прогулок.

Еще не достигнув гамака, Богли услышал в воздухе характерный шум спускающейся яхты. Судно заложило крутой вираж, пилот, не рассчитавший скорость посадки, поздно включил торможение, и дешевый аппарат, какие сдаются в прокат яхтшеринга, обрушился на парковочную площадку, подскочил на гравитационной подушке и накрыл собой яхту Богли и рекламный образец «Москвич-4120» Кошки.

– Сволочь! – закричал вице-премьер, побежав к «Синеглазке».

Та, ругаясь на чем свет стоит, выползала из-под свалившегося на нее летного корыта. «Москвич», более благородного происхождения, молчал, но и он норовил сбросить чужую яхту со своего фюзеляжа. Купол яхтшеринга автоматически отделился, из кабины вылетели два аварийных бабл-шара с пассажирами.

Богли, увидев, что «Синеглазка», в общем-то, цела, остановился и стал наблюдать за гостями, которые выбирались из спасательных капсул.

– Вот это да! – воскликнул немало удивленный Богли. – Глазам не верю!

В «Кед-Кеди» заявились Чума и Гога.

– О, какая потрясающая яхта, – острил Эстом. – Дорого обошлась?

Первым из бабла выбрался Чума в обычной для него униформе. Надпись на футболке хакера гласила «Нас не догонят».

– Какие люди и без охраны. Какими судьбами здесь? – продолжал иронизировать Эстом. – Сегодня у нас в программе бега?

Чума, в отличие от Гоги, был не в настроении. А пьяный Гога долго лежал в бабле, глядя в небо, наслаждаясь моментом. Хакер не хотел подходить к Эстому, но ситуация, заставшая его врасплох, обязывала. Соврать он не смог – сказал, как есть:

– Здорово, мастер! Извини, что потревожили. Обстоятельства непреодолимой силы: Заказчик вызвал.

– Ну а Гога-то зачем?

Чума пожал плечами:

– Девицу хочет найти. Сам увязался.

– А вы знакомы?

– Долго рассказывать… Знакомы. Но это мой бизнес. К делу не относится.

– Перевелись хакеры на Земле Русской – один ты на весь белый свет остался…

– Похоже, что так, – согласился Чума.

Василашвили вылез из спасательной капсулы, когда из центральной сахли прогремела длинная автоматная очередь. Богли, Чума и Гога переглянулись. Первым пришел в себя Чума: дала о себе знать спортивная закалка и реакция человека, готового к любым поворотам событий.

– Сваливаем! В кусты, – крикнул он, указав на заросли, и первым рванул туда.

За ним помчались остальные. Гога, увидев в кустах первыми оказавшихся там Эстома с Чумой, прыгнул на них, как на надувной матрас. Чума застонал, Богли выругался. Василашвили прокатился по телам вниз, получив от каждого по сильному пинку.

На поляну выбежал Костя. Он уставился на свалку из ссорящихся между собой яхт. Встревоженный отсутствием людей, агроном несмело направился к центральной сахле. Следом за ним, к величайшему изумлению Богли, появилась Медея. С оголенной грудью, завернув бедра в овечью шерсть, отливающую золотом, с которой она по прихоти не расставалась, Медея подошла к Косте и встала рядом.

Пока Эстом раздумывал, как поступить, с центральной террасы вышли четыре Машо с автоматическим оружием. Затем появился огромного размера атлет с головой быка. Яхты, составлявшие страховой протокол, спорившие о технических деталях, не обратили на них никакого внимания. Костя с Медеей замерли. Агроном с испугом глядел на чудовище, которое было в полтора раза выше и шире любого человека. Девушка смотрела на зверя с интересом, даже с откровенным нахальством.

Мемфис, не проявив никакого внимания к дивной гармонии гор, утопающих в розовом цвете заходящего солнца, двинулся прямиком к Косте и Медее. Он приблизился к паре, встал в