– Откуда у нас появился чудо-мальчик? – без всякого страха спросила Медея. – Как тебя зовут, красавчик?

– Мемфис, – ответил быкочеловек, Косте показалось, что тот сильнее раздвинул и так огромную грудь, надув мускулы.

Медея, глядя на это проявление мускулинности, только улыбнулась и посоветовала агроному:

– Посмотри хорошенько на этого теленка. Так должен выглядеть настоящий мужчина.

Мемфис затрещал, как деревянный шкаф, раздувшись еще шире. Агроном сник, напоминая собой увядшую ромашку.

А Медея просто расцветала на глазах. Ее соски поднимались и опускались, поднимались и опускались. «Какие вы все одинаковые», – подумала Медея о мужчинах.

– Ну что, Мемфис, помнишь свою мать Пасифаю?

– Какая такая мать? – угрожающе спросил Бык.

«Так ты глупец», – усмехнулась про себя Медея, но вслух произнесла:

– Твоя мать. Пойдем со мной.

Бык неотрывно смотрел на нее телячьими глазами, но после этих слов золотой глаз тоже с любопытством уставился на Медею.

– Да, – сказал Мемфис, добавив: – Зачем?

– Узнаешь. Возьми меня на плечи.

Мемфис проявил удивительную осторожность и, довольно ловко подхватив Медею за талию, положил ее на плечо головой вниз, а попой в золотой овчине – вверх.

– Тупица! Не так.

Мемфис перевернул Медею, осторожно усадил ее на плечо, как на стул. Рог был таким могучим, что Медея обхватила его двумя руками и почувствовала себя, словно села на любимого коня. Плечо Мемфиса было теплым, сильным и возбуждающим.

– Ну, красавчик, я готова. Спускайся к водопаду. Читать-то умеешь? Иди по указателям.

На Костю уже никто не обращал внимания. Поняв, что он совершенно лишнее звено в грядущих событиях, агроном отошел к стоявшим неподалеку лавкам и сел, решив стать наблюдателем, а не участником истории. Женское предательство, свершившееся на его глазах, хоть не было таковым, но совершенно переменило картину мира Кости. Его тайные мечты оказались грубо разрушены поступком Медеи, он думал утопиться.

Мемфис, уже не придерживая Медею, посмотрел в направлении спрятавшихся мужчин и указал на них рукой Машо. Отдав команду убрать с виллы посторонних, бык направился в противоположную сторону – к карте со стрелками. Здесь на нескольких языках было написано «Экотропа к водопаду», а также нарисованы тропы и достопримечательности, ожидающие туристов, в том числе мегалитические столпы неясных веков, обозначенные как «Дворец Пасифаи и катакомбы Эгрисса».

У Медеи, удобно расположившейся на его плече, улучшилось настроение. Она хлопала Мемфиса по плечам и по груди:

– Вперед, баран, скорей!

Мемфис, не понимая, к чему такая спешка, удивляясь, как быстро бог, оказавшись на Земле, может превратиться в пустозвонца, однако бесприкословно подчинился воле Медеи. Ибо сбылось первое слово Гильгамеша – о безумии пустозвонцев.

Вооруженные Машо цепью шли к кустам. Богли, Чума и Гога бросились врассыпную. Из них троих на местности ориентировался только Василашвили, но он исчез первым, бросив товарищей на произвол судьбы. Гога бежал вниз, зная, что у подножия горы есть тропа, соединяющая горные селения. Сперва он решил добраться до нее, а там – посмотреть, куда направиться дальше. Выше находился колхоз Ильича с козьей фермой, ниже – поселки, а за ними катакомбы. Так называли город мертвых – заброшенный раскоп греческого города Эгрисса, по легенде считавшегося столицей царя Эта и местонахождением золотого руна.

Местные поговаривали, что дочь царя Медея до сих времен жива и прекрасна. Только она владеет тайной руна, которое дарит бессмертие и красоту.

Ее признал долгожитель здешних мест пастух Аргол. В юности он увидел девушку, чья красота ранила его сердце. Аргол полюбил ее. Из-за Медеи он отказался от высшего образования, ибо десять лет она не отпускала его из своих объятий, и юноша навсегда остался пастухом. Медея, наигравшись, бросила его. Ненависть и любовь сжигали пастуха. Он искал ее вместе с колхозными ота-рами по горам, добирался до самых высоких пастбищ с сочной травой, отчего овцы давали превосходную шерсть. Из-за шерсти и неверной Медеи он получил звание ударника коммунистического труда.

На склоне лет, оказавшись на рынке Гонио, Аргол увидел ее такой же обольстительной, как в дни юности. Он подошел к ней и спросил:

– Узнаешь ли ты меня?

Оглядев пастуха, она ответила:

– Старый мерзкий Аргол! Я узнаю тебя и через тысячи лет. Куда ты скрылся от меня в ночи? Бросил в одиночестве… Я искала тебя, а ты бегал с овцами от меня по всей Грузии. Теперь явился немощным стариком, которого не пожелает ни одна старуха? Убирайся прочь!

История Аргола в устах Медеи перевернулась. Только факт оставался фактом: Медея продолжала хранить руно, дарившее бессмертие всякому, кто спал на нем. Доказательством стал Аргол, проживший по инерции до ста восьмидесяти лет и умерший не от болезней, а сорвавшись в пропасть от испуга, когда ему показалось, что его зовет Медея.

Она была мэром Гонио сорок лет, пока ее не увез веселый турист из Ленинграда в самом конце летнего сезона, спев «Скалолазку» Высоцкого и «Милая моя» Визбора. Песни и скука от опостылевшего Гонио повлияли на девушку, а красота Ленинграда и перспективы оказаться на Олимпе Империи убедили выйти замуж за веселого туриста. Коим оказался Бурликин.

О городе мертвых постепенно забыли все, кроме мафии. Она продолжала поиски руна. Неформальная организация тбилисских цеховиков, сплотившая искателей приключений и легких денег, состояла из влиятельных романтиков, в число которых входил Гога. Он поклялся молчать о тайне общества под страхом смерти, смешав кровь жертвенного архара со своей. На священном огне в часовне Святого Георгия, у подножия Казбеги, из барана был приготовлен шашлык для цеховых братьев. Каждый из них, несомненно, зарезал бы друг друга, как был зарезан архар.

Василашвили хотел вновь отыскать Медею, терзая себя тем, что девушка так легко ускользнула. Ему прямо же сказала – она дочь царя Эта. А он, дурак, не понял. «Глупый ты человек», – говорила мама. Только теперь Гога согласился с ней.

Часть 7

Война миров

15.00 Дня равноденствия 2222.

Вилла «Кед-Кеди»

Богли с Чумой убегали из «Кед-Кеди» прямиком через лес, не разбирая дороги. Эстом скорее услышал, чем увидел мелькающую среди густого леса белую футболку Чумы, который каждый раз, поскальзываясь или влетая в кустарник, сильно ругался. Они то скакали через преграды, то катились кубарем. Богли подло пользовался тем, что Чума бежал первым, принимая на себя удары веток деревьев или кустов. «Так тебе и надо», – злорадствовал Эстом.

Недавно они пересекли тропу и ручей, а теперь поднимались в гору. Уже не бежали, а медленно двигались на четвереньках, придерживаясь за корни