— Кто вы такой?

— Я тебя спрашиваю, верно?

— Вы Шувалов, — он с ужасом посмотрел на меня, — вы НикитаШувалов?

Разве вы еще живы?

— С того света Явился, — деловито сказал я, — ты не ответилна мой вопрос. Откуда ты знал в десять часов, что произойдет ночью, еслиМетелина позвонила только в одиннадцать, а мы выехали в два часа ночи? Говори,стервец, иначе я пристрелю тебя здесь, рядом с министерством.

И опять он понял, что я его не обманываю.

— Мне приказали, мне приказали, — залепетал он, оглядываясьпо сторонам, — мне приказали ей позвонить.

— Кто приказал?

— Мне приказали, — повторял он, как заведенный. Я досталпистолет и легко ударил его в лицо, чтобы привести в чувство.

— Имя? Ну, имя?

— Александр Никитич, — выдавил он.

— Откуда он узнал об этой операции, кто с вами связывался?

Он снова огляделся по сторонам.

— Скажи имя, сволочь! — на этот раз я ударил его сильнее, ион упал.

На нас уже смотрели прохожие. Я наклонился над ним.

— Скажи имя.

Он трясся всем телом и беззвучно плакал. Он был красивый, нокакой-то женоподобный. Я даже подумал, что он гомосексуалист, настолькокрасивым и женственным было его лицо и тонкие губы.

— Кто тебе передавал приказы для Александра Никитича? Кто былс вами связан? Скажи мне имя?

— Барков. Полковник Барков, — выдавил он и, упав на землю,заплакал еще сильнее.

Женщина-дворник, остановившись, смотрела на нас, ничего непонимая. Я ударил его ногой еще сильнее. Я начал избивать эту гниду, пока неуслышал, как кричат люди, и не увидел бегущих к нам сотрудников милиции.Представляю, какое это было зрелище: мужчина в грязной куртке с безумным лицомизбивает холеного офицера милиции, сотрудника Министерства внутренних дел,помощника первого заместителя министра. Вообще странно, что они в меня еще нестреляли.

— Кто работает на вас в нашей группе? — закричал я. —Говори. У тебя одна секунда.

Я видел, как приближались сразу пять человек.

— Не знаю, — поднял он руки, словно защищаясь от угрозы, —не знаю. Мы подслушивали все ваши разговоры. Мы приказали не давать вам ни скем разговаривать, кроме нашего человека. Но его имени я не знаю. Клянусь, я незнаю.

Люди были совсем близко. Я повернулся и побежал. За угломстояла машина, с водителем которой я договорился за баснословную сумму в тристадолларов ждать меня ровно столько, сколько нужно. И не обращать внимания налюбые крики и даже выстрелы. Пришлось даже показать ему свое удостоверение,объяснив, что мы проводим специальную операцию.

— Быстро, — крикнул я ему, вваливаясь в машину, — наПетровку. Только очень быстро.

«Они не давали нам говорить, не давали говорить», — сверлилоу меня в голове.

Машина неслась на Петровку. Теперь я знал, что долженделать. Мне нужно было уточнить только одну деталь. Но я уже начал обо всемдогадываться. Однако для начала я должен был прорваться к себе.

— Не тормози, — сказал я водителю «волги», — пойдешь натаран, ломай ворота и въезжай во двор.

— Ты что, шеф? — испугался он. — Здесь же милиция, какиеворота? Как хочешь, а на такое я не согласен.

— Остановишь рядом, черт с тобой, — крикнул я, бросая емуденьги.

Мы подъехали ровно в пять сорок утра. Я выскочил из машины.Странно, что вокруг столько людей с автоматами, но никто не стрелял. На землебыла кровь и осколки стекла. Виднелись простреленные пулями окна и двери. Чтоздесь произошло ночью? Неужели кто-то решился устроить нападение, зная, чтоздесь несколько сот вооруженных людей?

Я вбежал в дежурку, показывая удостоверение, и успелуслышать, как за спиной дежурный счастливо кричал в трубку:

— Никита Шувалов вернулся!

Я бежал по коридору. «Не давали говорить, не давалиговорить», — сверлило у меня в голове. В нашей комнате никого не было. Я увиделкакого-то знакомого офицера.

— Где наши?

— У Горохова, — сказал он.

Я бросился туда. «Не давали говорить, не давали говорить».

В приемной стояли все наши. Увидев меня, Хонинов вздрогнул.Да, он вздрогнул. Остальные тоже испуганно смотрели на меня, и я ужечувствовал, я уже знал, кто убийца. Мне нужно было только последнее уточнение.Я без разрешения вошел в кабинет Горохова.

— Они потребовали документы, — говорил Краюхин, — позвонилсам Александр Никитич и потребовал документы. Сейчас уже ясно, что они всесвязаны, и нам нужно найти подлеца среди четверых наших офицеров.

Когда я вошел, они обернулись. Звягинцев встал.

За моей спиной кто-то сказал:

— Срочный пакет из министерства для подполковникаЗвягинцева. Я сделал несколько шагов.

— Товарищ подполковник, — сказал я, обращаясь к Михалычу, —они убили Леонида Свиридова и Людмилу Кривун.

— Уже знаю, — нахмурился Михалыч.

— Я сегодня ночью звонил сюда, — быстро сказал я,разговаривал с нашими.

— С двоими. Мы знаем.

Так я и думал. Теперь больше ничего уточнять не нужно. Недавали говорить, вспомнил я. И еще вспомнил всех наших товарищей. Майора Зуева,Иона Петрашку, Маира Байрамова, Влада Дятлова, Леню Свиридова и Людмилу Кривун.Я вспомнил их всех, как будто в этот момент я должен был вершить правосудие иот их имени.

— С троими, товарищ подполковник, — громко возразил я.

У Краюхина упала ручка. Горохов поднял голову.

— Кому отдать пакет? — спросил кто-то за спиной.

— С кем ты говорил? — от напряжения у Звягинцева дрогнулголос. Он все понял. Первый со мной ругался, но сразу положил трубку, а стретьим не дали говорить. Только во время своего второго звонка я говорилмного, очень много. И сам положил трубку, чтобы они не могли определить, гдеименно я нахожусь. Но моего собеседника тогда интересовало только, где янахожусь. Я вспомнил все.

— С троими, — прошептал я, чувствуя, как бледнею отбешенства.

— Хонинов и Маслаков сказали, что ты говорил с ними, —кивнул Звягинцев.

Он еще не успел договорить, когда я выскочил в приемную. Янабросился на этого сукина сына, подставившего Зуева и Байрамова, предавшегоСвиридова и Петрашку, убившего раненого Дятлова. Я бил, вкладывая в удары всюсвою ненависть, накопившуюся за двое суток. Я вымещал на нем всю свою злобу исвое несчастье. Я бил страшным, смертельным ударом, и он даже не сопротивлялся.