Он улыбнулся Анфисе и снова стиснул ее в своих объятиях. А потом, увлекая ее за собой, словно драгоценную ношу, неожиданно резко наклонился спиной над подоконником и быстро перекинул сначала одну ногу через подоконник, затем другую.

Падая вниз.

Увлекая Анфису, которая…

– АНФИСА, ОТОЙДИ ОТ НЕГО!!!

– АНФИСА, ОН ОПАСЕН!!!

– Анфиса, неееееет!!!

– АНФИСА МАРКОВНА, ДЕРЖИТЕСЬ!!! ХВАТАЙТЕСЬ ЗА ЧТО-НИБУДЬ!!!

Анфиса слышала все это сквозь шум крови, сквозь шум ветра, как во сне…

Катя… Она на мгновение впала в ступор. Когда они домчали туда. Когда она увидела пустую патрульную машину и распахнутую настежь дверь фабричного корпуса. Лицо Гущина, который трясущимися руками набирал номер Анфисы, звонил и не получил ответа. А потом она увидела открытое окно наверху Башни с часами, на той стороне, под циферблатом, что смотрела прямо на фабричный корпус и асфальтированный фабричный двор. И увидела в окне две фигуры, которые сплелись…

Нет, не в борьбе.

В страстном объятии. А потом оба вместе начали падать…

– АНФИСА, НЕЕЕЕЕЕЕТ!!! ДЕРЖИСЬ!!! АНФИСА, НЕ УМИРАЙ!!!

Катя орала так, что сорвала горло. Она помнила: это уже было в ее жизни. Этот кошмар. И то дело Пушкинского музея… И еще раньше, когда они все были еще вместе, ехали на море – и ее бывший муж, и его друг детства Серега Мещерский – и увидели высокую колокольню кирки и того, кто пытался прыгнуть вниз, чтобы разбиться о камни.

Неужели здесь, в Горьевске, все повторяется? Все происходит вновь, потому что чертовы часы на башне пошли назад, пожирая прожитое время?!

– Анфиса!!!

Там, на башне, ОНА словно очнулась от грез. От морока. Возможно, дело было в том, что она оказалась слишком тяжелой и неповоротливой. Слишком толстой. ДЛЯ НЕГО. И ТОГО, ЧТО ОН ЗАДУМАЛ СДЕЛАТЬ.

Анфиса боком застряла в узком окне и уперлась ногой в стену. Его руки соскользнули по ее телу вниз. Он уже падал. Но она крепко ухватила его одной рукой за руку, а второй за капитанский погон. Он тянул ее вниз. А она сопротивлялась, упиралась.

Внизу, на лестнице башни, грохотали шаги. Полковник Гущин не бегал так никогда в жизни. Но Катя все равно его опередила.

Когда, задыхаясь, она поднялась на площадку, Анфиса уже почти сползла с подоконника – сила тяжести увлекала ее вниз, нога в кроссовке скользила по стене. И внезапно Катя поняла, что Анфиса борется вовсе не за себя, не за свою жизнь.

С треском оторвался капитанский погон.

– Хватайся за мою сумку! – хрипела Анфиса.

Он смотрел ей в глаза. Но вместо того, чтобы ухватиться за сумку, резко дернул сумку с ее плеча. Сумка с камерами рухнула вниз.

– Отпусссссти меняяяяя.

– Нет!

– Отпуссстиии мою руку…

– Нет! – Анфиса совсем свесилась из окна, пытаясь ухватить его свободной рукой за форму.

– Отпуссстиии… Я давно хотел… Дай мне уйти!!

– Нет! Не дам!

Катя не видела, что происходит там, внизу, под окном, где он болтается. Широкая спина Анфисы загораживала от нее все. С визгом отчаяния Катя вцепилась в плащ Анфисы, клянясь в душе, что не отпустит подругу. Ни за что…

– Отпусти мою руку…

Это хрипела не Анфиса. Это он…

– Нет!

– Я тебя не люблю! Я хочу уйти!

Анфиса вскинула голову. Ее лицо побагровело от натуги и сейчас было страшным, диким. Хриплый вопль вырвался из ее горла.

– АААААААААААААААА!!!

Так кричали на поле боя раненые амазонки, бросаясь с мечом прямо в сомкнутый строй щитов и копий, так, наверное, кричала Чудо-женщина, чтобы боги Олимпа услышали ее и сделали хоть что-то, чтобы оторвали свою олимпийскую жопу и…

Катя не знала, как Анфисе удалось то, что она сотворила. Она никогда не занималась спортом, не поднимала тяжестей. А он… При всей своей худощавости и изяществе он весил никак не менее восьмидесяти килограммов – у мужиков кости тяжелые и рост…

Крича от натуги так, словно у нее лопались все мышцы, все жилы, Анфиса одним могучим движением рванула его вверх, на себя, перегнулась, схватилась другой рукой и, крича все так же страшно и дико, поволокла его назад в окно.

Она сделала это одна. Сама.

Катя ничем не могла ей помочь в узком английском окне.

От рывка Анфисы она сама упала. Анфиса втащила капитана Первоцветова внутрь.

Они повалились оба навзничь на каменный пол. Он на Анфису, которая продолжала его удерживать – уже не за руку, а за горло. Не поймешь, то ли объятие, то ли болевой захват.

Вбежавший полковник Гущин секунду обалдело созерцал их, распростертых. Потом подскочил к окну и с силой опустил фрамугу.

Рывком поднял капитана Первоцветова с пола и, не давая ему опомниться, поволок вниз по лестнице. Подальше от этого места.

Катя поднялась на четвереньки. Заглянула в лицо подруги.

Все еще багровое от натуги.

Анфиса медленно перевернулась на живот.

Затем так же медленно поднялась и встала на ноги. Она словно обрела великую тайную силу. Она протянула руку ползающей по полу в шоке Кате. Она, которая была на волосок от смерти и спасла другого, помогала и Кате подняться.

Когда Катя на трясущихся ногах спустилась вниз вслед за Анфисой, она увидела полковника Гущина, тяжело облокотившегося на капот своего внедорожника. Перед ним, прямо на асфальте, согнув ноги в коленях, сидел капитан Первоцветов. Анфиса подошла к ним, не обратив никакого внимания на свою сумку, валяющуюся в луже. Сумку подняла Катя.

– В глаза нам всем лгал с самого начала! – Гущин шипел, ярость его куда-то ушла, видно было, что он сильно испугался того, что могло произойти. – И чего ты хотел? На что надеялся? Что мы не узнаем, что он твой брат? Дело было лишь во времени. Там же, в кадрах, есть сведения! На что ты рассчитывал?

– Я не лгал. Но и правды сказать не мог. – Голос Первоцветова звучал глухо, но не дрожал и не срывался.

– Что он твой брат? Наркоман, дилер, владелец фотографий? Что ты сразу понял, о ком речь? Что прикидывался, что ты его «ищешь»?! Все равно ведь все открылось! Сколько времени мы потеряли, но все открылось!

– Я и не сомневался, что вы рано или поздно все узнаете.

– И что? И чего ты хотел? Голову себе расколоть об асфальт? Умереть? Ты нормальный, а?

– Я нормальный. – Капитан Первоцветов поднял голову. Он смотрел не на злого Гущина, а на Анфису. – Я не мог сказать вам правды.

– Почему? – спросила Анфиса.

– Потому что… я… я просто не мог. Зачем вы меня спасли?