знал, что с этим делать. Но это все равно что поджечь костер, который разгорелся в полную силу лишь с появлением Александра Эштона.

Выскочив из такси, Ли забежал в парадную и, противно скрипя ботинками по полированной плитке, дошел до коврика возле лифта.

– Доктор Ли, – окликнул его швейцар. – Сэр, у вас вызов.

– От кого? – без энтузиазма спросил Ли. Ему хотелось выпить.

– От некоего мистера Эдвардса, сэр.

Вздохнув, Ли поплелся к его столу.

– Холмстед, он оставил сообщение?

– Да. – Пожилой мужчина, с кожей такой темной, что казалась чернилами на измятом пергаменте, и со снежно-белыми волосами, стоял твердо и прямо, как железный столб. С большим апломбом Холмстед передал ему сложенную бумагу. – Позвольте заметить, доктор Ли, что голос этого джентльмена звучал весьма взволнованно. Я посоветовал ему обратиться в медицинскую службу, а не дожидаться вас.

Ли порылся в поисках своих очков.

– Почему?

– Он был весьма обеспокоен.

Поскольку Холмстед сохранял невозмутимость подобно самому чопорному из английских дворецких, Ли понял, что Эдвардс был в одном шаге от того, чтобы спятить. Торопливо вытащив очки, Ли прочел сообщение, обратив внимание на время. Отправлено менее получаса назад.

Тяжело вздохнув еще раз, Ли спрятал записку вместе с очками в карман. Меньше всего ему хотелось снова выходить в такую мерзкую погоду на улицу.

«Нет, – мрачно подумал он про себя, когда его кэб отъезжал от тротуара – тот же водитель был рад видеть его снова. – Меньше всего хотелось видеть Эдвардса в любую погоду».

Но оставь он Эдвардса мучаться – и тогда Ли самого замучает совесть, не говоря уже о том, что Шафран ему никогда не простит, если он не примет меры в чрезвычайной ситуации, в которую попал молодой человек. Так что пришлось ехать.

Ли добрался до дома Эдвардса – или, вернее, его отца – около полуночи. Его впустили в зловеще притихший холл и провели в кабинет, где дворецкий объявил о его визите и бесшумно исчез.

Комната могла бы быть точной копией отцовского кабинета. Массивная мебель красного дерева, картины в богатых рамах и темные ковры – весьма типичная обстановка для 1885 года. Мрачности добавляло скудное освещение – подрагивающий огонь в камине.

Слабый голос Эдвардса напугал Ли:

– Доктор Ли. – Он сидел в кресле у камина, и Ли не сразу его заметил.

Ли поспешно подошел к нему.

– Что случилось, старина? – Инстинкты врача ожили при виде страдальческого выражения на лице Эдвардса. Ли привычным движением задрал рукав красного шелкового халата Эдвардса, чтобы прощупать ему пульс. Его кожа показалась горячей на ощупь.

– Мигрень, – промямлил тот. – Жуткая.

– Вам лучше прилечь. – Ли оглянулся в поисках кушетки. Она обнаружилась на другом конце кабинета.

Близость к огню, хоть и не слишком жаркому, могла усилить головную боль и лихорадку. Ли помог Эдвардсу подняться.

– Почему вы, когда спрашивали меня о провалах в памяти, не упомянули, что страдаете мигренью? Если голова раскалывается, можно что угодно забыть.

Ли с осторожностью уложил Эдвардса в горизонтальное положение на кушетку, затем огляделся в поисках своего медицинского саквояжа и выругался, когда вспомнил, что просто не взял его с собой из дома.

– Дурак, – промямлил Эдвардс. – Не стоило этого говорить. Так разозлилась.

– Кто разозлился? – Ли замер.

– Она смотрела… как будто я пустое место. Ничтожество.

Ли склонился над Эдвардсом, внимательно глядя на него. Даже при скудном освещении был заметен болезненный румянец на его щеках.

– Эдвардс, кто на вас разозлился?

– Мелия. – Он беспокойно заерзал. – Я ляпнул лишнего…

– Что вы сказали?

– Вейл затевает… скверное… Негодяй. Доставит ей… неприятности. – Его возбуждение нарастало, а невнятное бормотание становилось все громче. – Не могу помочь ей. Не позволяет… – Он зажал рот ладонью. Его ноздри раздувались при каждом вдохе.

– Эдвардс, прошу вас, успокойтесь. У вас есть таблетки эрготамина?

Эдвардс махнул рукой. Затем еще раз. Ли понял, что он показывает в сторону комода, на котором лежит небольшой черный кожаный футляр.

Ли занес руку, чтобы его открыть, и замер. Серебряная застежка показалась знакомой. Нет, не просто знакомой. Точно такой же, что он видел буквально несколько часов назад в квартире Амелии.

Ли открыл вещицу, отодвинул в сторону несколько пакетиков с порошками, обнаружил под ними такой же антикварный латунный шприц. Судя по всему, оба они были из одного комплекта, и один Эдвардс подарил Амелии. На всех маленьких белых пакетиках, кроме одного, была четкая маркировка «Аскит» – комбинация обезболивающего и кофеина, которую Эдвардс мог купить в любой аптеке. Быстрая проба на язык показала, что порошки действительно соответствуют названию на этикетках.

В оставшемся пакетике обнаружились таблетки эрготамина – самого современного препарата, который должен был облегчить его симптомы. Если у Эдвардса были частые приступы, подобные этому, ничего удивительно, что он носил с собой такой футляр. Ли задался вопросом, для чего изначально он предназначался – для употребления наркотиков или же только для медицинских препаратов. Если в нем прямо сейчас не нашлось того вещества, это не значит, что он вообще для него не использовался.

Из задумчивости его вывел стон Эдвардса. Ли взял с подноса возле кресла стакан с водой, принес больному таблетку эрготамина, помог ему проглотить ее и запить, а затем снова уложил на кушетку.

Эдвардс продолжал стонать от боли и бормотать что-то про Амелию и Вейла. Он был измучен и теперь, когда Ли заботился о нем, позволил себе расслабиться. Ли и прежде наблюдал такое – когда люди пытались держаться, пока не подоспеет помощь.

– Почему вы думаете, что Вейл замышляет недоброе? – Ли мучали угрызения совести за то, что он распрашивает Эдвардса, когда тот явно не в себе.

– Лжет, – прошептал он. Поморгав, он открыл глаза, но тут же поморщился и снова поспешил их прикрыть. – Лжет о… о Мелии. Говорил, что она его хочет. – В горле у Эдвардса что-то забулькало, он рывком сел. Ли подхватил его и оглянулся в поисках какой-нибудь посудины, но приступ тошноты у Эдвардса отступил.

Ли уложил его обратно и встал, надеясь обнаружить что-то на случай, если Эдвардсу станет плохо. Не увидев ничего подходящего, кроме вазы, которая, скорее всего, стоила так же, как автомобиль Ли, он позвонил в колокольчик, чтобы вызвать лакея.

Тот поспешил принести фарфоровое судно, и Ли, вернувшись к Эдвардсу, обнаружил, что тот все так же вспоминает Вейла.

– Подлец, – лопотал он. – Скандалы и… интриги…

– Тогда зачем вы его терпите?

– Берди. Берди сказала… Она виновата. Будь она проклята. Угрожала. Мелии. – Застонав, он перевернулся на бок и уткнулся лицом в подушки. – Пришлите ей цветы, – бубнил он. – Пришлите им всем цветы.

У Ли кровь