соотнося его с астрономическим количеством самых порой неожиданных обстоятельств; это отвлекает множество ресурсов, повышает напряжение внутренних межпирамидных связей и в конечном счете ускоряет развитие его психического недомогания. Такой возможный вариант – имитация автономности – был разработан прахнектами чуть не сто лет назад и отброшен из-за чрезвычайно малой действенности – было показано, что если психическое состояние моторолы и меняется в худшую для него сторону, то это изменение слишком незначительно, чтобы привести к победе над ним.

Но прахнекты не учитывали возможностей массированных нападений, да и теория моторольного гипноза была тогда еще в зачаточном состоянии. Сейчас требовалось их изыскания продолжить и претворить в жизнь.

План Дона сводился к следующему. В День Данутсе обработанный с помощью «уди» и «визи» моторола получает указание от городских властей, то есть от самого Дона, приказ о передаче шести важных терминалов (связного, теплового, торгового, мусороперерабатывающего, дорожного и медицинского) в автономное управление интеллекторам магистрата. Ему не остается ничего другого, кроме как имитировать подчинение. Но имитация, к его большому удивлению, не сработает – очень скоро моторола с ужасом обнаружит, что эти шесть терминалов его командам действительно не подчиняются.

Моторола будет, конечно, знать, что его обработали обоими методами – и «уди», и «визи». Он будет понимать, что загипнотизирован и что, скорей всего, потеря контроля – лишь его собственное заблуждение. Но поскольку он не будет знать этого наверняка, то попытается проверить наличие или отсутствие контроля, введя для этого новые ресурсы. И, разумеется, снова убедится в том, что управление над шестью важными терминалами все-таки потеряно (дикость положения для моторолы будет заключаться в том, что в таком результате он будет уверен с самого начала. Но быть уверенным – не значит знать). Эти ресурсы тоже попадут в зону гипноза и будут для моторолы потеряны. Для того чтобы вернуть контроль, он вынужден будет вводить все новые и новые интеллекторные ресурсы, благо у него, как и у любого высшего моторолы, их более чем достаточно. В этом его слабость – Дон знал о ней уже довольно давно. Здесь закон людей распространяется и на интеллекторные сообщества: чем больше у тебя ресурсов, тем больше уверенность в себе, тем меньше желания проверять правильность своих действий. То есть ты, конечно, их проверяешь, но без особенного энтузиазма. Дон надеялся, точней, был уверен, то есть почти знал, что моторола потеряет бдительность и не только выдаст свое сумасшествие, но и пойдет дальше – во имя сохранения власти рискнет собственной безопасностью и угрохает в черные дыры гипнозных областей больше интеллекторных ресурсов, чем нужно для того, чтобы поддерживать надежность своей системы. И рухнет, потому что начнется еще одно нападение, за ней еще – и так далее, до победы.

Победы, в которую Дон насильно заставлял себя верить.

Это было просто сказать – создадим организацию единомышленников и обзовем ее Братством. Друзья. Кузены, трам-тарарам! Куда сложней оказалось перейти от слов к делу.

Эйфорическое ощущение от первых успехов прошло очень быстро. Выяснилось, что нужно думать о куче вещей, в которых ни Дон, ни, естественно, его помощники совершенно не разбирались. Например, желающих стать под знамена Братства оказалось довольно много, они прибывали день ото дня, и очень скоро настало время, когда подвальные помещения Наслаждений их уже не вмещали. Глясс, которому было поручено заниматься этой бедой, откопал где-то древнее слово и начал приставать к Дону с требованиями каких-то «казарм» для расселения. Приходилось также думать о питании, одежде, транспорте, оружии (ибо П‐100 для безоружных стал небезопасен для проживания, а Гвардия Фальцетти, при всех ее навязчиво рекламируемых успехах, даже видимости порядка добиться пока не сумела). Приходилось разрешать тысячи разногласий, как правило, безумно муторных, создавать отдельную службу медицинского обслуживания, а это значило снова дополнительное питание, дополнительную одежду, транспорт…

Немало хлопот создавал транспорт. Несмотря на всю кажущуюся простоту, эта проблема оказалась на удивление крепким орешком. По мере того как новые обитатели П‐100 узнавали от моторолы свои имена и получали от него же сведения о своей собственности, бесхозных бесколесок, гусениц и прочей самодвижущейся машинерии на улицах оставалось все меньше и меньше, а на те, что были присвоены раньше, начало появляться все больше и больше законных претендентов.

Удивительно, однако на жилища новые стопарижане предъявляли свои права куда реже, чем на такую мелочь, как собственный транспорт, – тем более если учесть, что он и собственным-то как следует не был.

Приходилось вести море учетов, внимательно следить за разблюдовкой задач, а главное – тратить сумасшедшее количество времени на сумасшедшее множество бытовых мелочей: доны не привыкли жить слаженно и скученно, они просто не знали, как это делается, им, оказывается, следовало подавать изрядную долю удобства, уединенности, и без этого они не мыслили своего согласия с миром.

Примерно равные по умственному багажу, они на удивление различались во вкусах и темпераментах, они просто жить не могли без множества особых в каждом случае мелочей. И главное, многие из них как тяжелое увечье воспринимали потерю опеки со стороны моторолы. Моторолы, которого они вознамерились уничтожить.

И еще этот Фальцетти. Дон многое бы отдал, чтобы обходиться без его помощи. Но это было невозможно – Париж‐100 сильно изменился за последние годы, и Фальцетти был единственным, кто хорошо в этих изменениях разбирался. Очень быстро выяснилось, что на трудности, не связанные непосредственно с подготовкой нападения на моторолу, у Дона попросту не оставалось времени – у него и на саму подготовку времени не хватало. Фальцетти всегда был рядом, всегда говорил: «За это я возьмусь прямо сейчас, можешь не беспокоиться!» – и брался, и проблема исчезала. Кузены его терпеть не могли, но он становился все больше и больше необходим.

С ним все вроде бы приходило в порядок. Трупы похоронили, больных, раненых и явных сумасшедших постепенно собирали и отдавали во власть Врачам. Этим занималась отдельная команда камрадов. Фальцетти хотел также заняться сумасшедшими детьми, но Дон и думать ему запретил об этом – причем судьба собственного сына играла в этом запрете едва ли главную роль. Опять сработало «чутье», которого Дон слушался, как хорошо обученный пес своего хозяина, – он даже и мысли не мог допустить такой, чтобы Фальцетти занимался еще и детьми.

– Ну ведь глупо же, глупо! – нервно возражал Фальцетти, часто моргая и хватаясь за собственные волосы. – Ты занимаешься таким важным делом, где тебе распыляться на каких-то там сопливых младенцев!

Фальцетти в своей деятельности был неистов. Он вообще стал забирать себе подозрительно много власти, но Дон уже не мог запретить ему этого.