что Монтроз дал гарантии его безопасности, Хантли прибыл в Абердин со своими двумя сыновьями. В канун Пасхи, к его великому возмущению, он был вынужден отправиться в Эдинбург как пленник. Поскольку одно нарушение обещания оправдывает другое, он получил разрешение для своего младшего сына Абойна вернуться домой под честное слово, что тот снабдит его деньгами и всем необходимым. Слово было дано, и Абойн, следуя инструкциям отца, сумел уйти и присоединиться к королю.

Абойн был уверен, что Гордоны отомстят за пленение своего вождя. Когда он находился с королем в Ньюкасле, они совершили внезапный набег, прорвались через аванпост Монтроза в Таррифе и выгнали ковенантеров из Абердина, хотя бы на несколько дней. Теперь Абойн просил короля предоставить ему суда и солдат, чтобы оказать помощь соплеменникам с моря, и Карл отправил его к Гамильтону.

Встретившись с ним, он понял, что Гамильтон недоволен войной. Он отплыл из Ярмута на восьми военных судах и примерно 30 угольщиках, приписанных к Ньюкаслу. На борту этих судов было 5 тысяч человек, предположительно пехотинцев, но едва ли хотя бы две сотни из них знали, как обращаться с мушкетом. Когда этот небольшой флот подошел к Ферт-оф-Форту, маяки зажглись на каждом холме; рыбаки пристально следили за прохождением судов вдоль побережья. Все попытки небольших отрядов высадиться в поисках пресной воды были пресечены. Гамильтон был вынужден пополнить свои запасы на ближайшем к нему острове Холи-Айленде. Среди его солдат вспыхнула эпидемия оспы. В довершение всех бед мать Гамильтона объявила во всеуслышание, что она застрелит его собственной рукой, если он попытается высадить свою армию.

Это было первое большое испытание королевского флота, построенного на «корабельные деньги», это были военные суда, которые должны были стать гордостью короля и покрыть себя славой. Суда курсировали без всякой цели между Ферт-оф-Фортом и Холи-Айлендом, представляя собой жалкое зрелище. Новые палубные орудия сделали всего лишь один залп, который не достиг своей цели. Гамильтону с трудом удалось переправить на берег королевский указ о прощении тех, кто сложит свое оружие. Он был уверен, что его обязательно зачитают у Меркат-Кросс в Эдинбурге и произведут орудийный салют, чтобы подчеркнуть торжественность момента. Салют прозвучал, но указ не был зачитан ни тогда, ни позже в Эдинбурге.

Гамильтон вначале отказался, а затем дал согласие на переговоры с лордами ковенантерами. Его поведение вызвало подозрение, и повсюду говорили, что он тайно совещался с ними ночью в течение двух часов в отдаленном месте среди дюн Барнбугалла. Возможно, Гамильтон стал жертвой клеветы и несчастного случая. Он отправился в шлюпке на берег, чтобы разведать, где можно было запастись водой, но шлюпка перевернулась, и течение несло его некоторое время вдоль прибрежных дюн.

Неожиданно к Гамильтону, находившемуся в труднейшем положении, прибыл молодой Абойн с рекомендательным письмом короля. Тот ревниво относился к молодым аристократам, пользовавшимся вниманием у короля, и сразу невзлюбил Абойна. Любой флотоводец на его месте мог испытать те же самые чувства, ведь Абойну было всего 18 лет, а он просил предоставить ему два боевых судна. С неудовольствием Гамильтон выполнил, но наполовину распоряжение короля – он выделил Абойну один корабль, с людьми и пушками и на этом распрощался с ним. Гамильтон поплыл к северу, подошел ближе к Абердину и начал обстреливать город.

Монтроз, отряды которого несли патрульную службу на землях беспокойного клана Гордонов, поспешил вернуться в Абердин. Лесли и большая часть армии уже давно ушли на юг страны, взяв с собой артиллерию. Монтроз понимал, что ему будет трудно удержать город и отбить нападение с моря, если к тому же горожане поддержат захватчиков. Он решил эвакуировать город, усилить свои отряды за счет подкреплений и пушек, имевшихся в его штаб-квартире в Перте, а затем снова захватить его. Лучше было отойти и вернуться с новыми силами, чем сопротивляться, ожидая в перспективе поражение. Вот почему Абойн беспрепятственно вошел в Абердин в первую неделю июня.

Тем временем король покинул Ньюкасл, после того как посвятил его мэра в рыцари и провел смотр своим войскам. Попутно он приказал разобрать уродливые деревянные галереи, которые обезображивали фасады основных церквей города.

Не по сезону холодная погода, дождливая и ветреная, внезапно сменилась удушающей жарой; к тому же в один из дней внезапно наступила зловещая темнота – произошло солнечное затмение. Пехота в тяжелой амуниции еле тащилась по дороге, которая вела из Ньюкасла в Алнвик под палящим солнцем и без воды, солдаты глухо волновались, понимая, что не было сделано никаких приготовлений для марша – не хватало ни провианта, ни запасов воды, ни укрытий. Самым мучительным был недостаток воды. Ночью все спали где попало, офицеры вступали в перебранку из-за свободных мест на земляном полу в убогих тавернах, они скупали всю домашнюю птицу, где только можно. Солдаты ворчали, жалуясь на скудную пайку хлеба. Замок Алнвик, в котором уже давно не жили, настолько обветшал, что просто не было никакого достойного ночлега для короля, ему пришлось ночевать в близлежащем аббатстве.

По мере продвижения к Бервику беспорядок все нарастал, в городе к армии присоединились солдаты с кораблей Гамильтона – единственное подкрепление, которое на краткое время подняло дух войска. Приграничный город, жители которого тайно сочувствовали ковенантерам, был слишком мал, чтобы мог принять всю королевскую армию. Поэтому она расположилась за его стенами, к югу от реки Твид, на открытой местности, называемой Биркс. Карл разместился в королевском шатре со своими людьми, в его окружении поддерживался дневной распорядок, какой существовал при дворе.

Эстли был недоволен, что линии коммуникаций сильно растянуты, а часть высшего командования армии находилась в Лондоне. Королевский секретариат в значительной мере виноват, что многое пошло не так, как намечалось. Были планы поставить повозки для армии в качестве основного транспортного средства и переносные печи в большом количестве для выпечки хлеба. Чиновники в Лондоне заявили, что они прекрасно справились со своей задачей и заключили все необходимые для поставок контракты, а на Севере войска не получили ничего из того, что было обещано. «Не важно, что вы и ваши коллеги думают о своей работе в вашем комитете, но важно, что мы в итоге имеем». Так говорили в армии.

Король не щадил себя. Когда разбивали лагерь, он, меняя лошадей, скакал из одного его конца в другой, следил, как подвигается работа, и подбадривал людей. Его добросовестное отношение никак не могло компенсировать нехватку военного опыта. Но солдаты, голодные, насквозь промокшие и всем недовольные, были поражены его активностью и встречали его с неким подобием энтузиазма.