этого. У него не хватало воображения понять, что для многих людей проблема была не столь проста, а когда не понимал, темперамент Вентворта-диктатора вынуждал его осуждать их.

Спустя несколько дней после приглашения короля Вентворту пришло письмо от его старого друга Нортумберленда, который с облегчением и радостью услышал новость о его предстоящем возвращении. Этот уравновешенный, гордый, знающий свое дело аристократ оставался непоколебимо преданным королю, хотя назначение Гамильтона командующим флота, а Холланда – командующим армией стало двойным разочарованием для него. Призыв к возвращению Вентворта означал, как он надеялся, коренную реформу исполнительной власти короля.

Нортумберленд был доверенным лицом Вентворта, что касалось его личных взглядов на шотландский мятеж несколько месяцев назад. Ничто не поможет исправить положение в Шотландии, признал тогда Вентворт, как только решительная демонстрация королевской власти и закона. Пример такой решительной власти показал наместник Ирландии. Прежде всего шотландцам необходимо нанести военное поражение, что будет не сложно сделать, если армия короля станет действовать умело. Затем король должен назначить сильного правителя, чтобы сломить сопротивление аристократии и реорганизовать сбор налогов в стране во благо королевской власти. Правитель покоренной Шотландии должен быть англичанином. Вентворт мог при этом иметь в виду, что не желает видеть Гамильтона назначенным на этот пост, и рассчитывал, что его умение управлять могло бы пригодиться в Шотландии, как это произошло ранее в Ирландии.

Теперь ему оставалось только уладить свои общественные и частные дела в Ирландии, а затем уже можно и отправиться к королю в Лондон. Лорд-канцлер Ирландии Лофтус, после того как провел целый год под домашним арестом в Дублине, получил разрешение на выезд в Англию, чтобы дать ответ перед Судом Звездной палаты на ряд предъявленных ему обвинений. С его падением самые продажные члены Стола Совета в Дублине замерли в угодливом молчании. Состав Совета был представлен далеко не идеальными деятелями, по мнению Вентворта, но наряду с ними в нем присутствовали выбранные им лично люди, если говорить точнее, три его верных соратника – Кристофер Уэндсфорд, Джордж Рэдклифф и Филип Мэйнуоринг, последнего он пригласил приехать из Англии шесть лет назад. Среди тех, кто хорошо знал Ирландию, был молодой граф Ормонд, выходец из нормандско-ирландского семейства, которого выдвинул Вентворт. Наместник считал, что в нем удачно совмещаются такие качества, как совесть, работоспособность и образованность. Перед тем как отправиться в Англию, Вентворт открыл несколько судебных дел в Суде Замковой палаты, с целью пресечь возможные попытки протестных выступлений шотландцев Ольстера. Шотландские землевладельцы, которые подписали Ковенант, предстали перед судом по обвинению в измене, и их земли по его приговору были конфискованы.

В ответном письме королю Вентворт уверил его, что в Ирландии царит мир и страна по-прежнему сохраняет преданность королю; он также настоятельно посоветовал ему укрепить Бервик и Карлайл, прежде чем отводить свои войска с севера.

Он решил, что две его маленькие дочери проведут зиму в Англии со своей бабушкой. Он написал ей, что они «довольно искусны в танцах», но вот французский выговор Арабеллы не так хорош. Обе девочки, уверил он, достаточно обеспечены, у каждой есть приданое для свадьбы в 10 тысяч фунтов. И так, расположившись за своим письменным столом, рядом с которым сидел его единственный сын, и глядя на мирный летний пейзаж, раскинувшийся за окном, он приводил свои дела в порядок. Ни тогда, ни спустя несколько месяцев он нисколько не беспокоился о будущем ни своего суверена, ни о своем собственном.

Тот же самый неискренний оптимизм господствовал при дворе, где события последних месяцев были поняты превратно. Шотландцы, имея значительно превосходящие силы, не участвовали в сражениях. Несмотря на упорство шотландцев и готовность воевать, их нельзя было считать сильными. Успех 18-летнего Абойна при штурме Абердина только лишний раз доказывал силу друзей короля в Шотландии. Унижение королевской армии при Бервике было вскоре забыто, ну а затем поражение незаметно обратилось в скрытую победу.

Мысль, что король, как сказал поэт Коули, «всем удачно распорядился», начали разделять некоторые английские пуритане и лондонцы, а не только поэты и придворные. Короля, возвращавшегося из Шотландии, встречали на всем пути следования с большим энтузиазмом, многие верили, что его отношение к шотландцам означало, что он сменил свою религиозную политику. То же самое обманчивое чувство вдохновило сестру короля, королеву Богемии, которая из Гааги, места своего пребывания, следила за его политическими шагами со все большим волнением. Его дружба с Испанией, его нежелание помочь ее старшему сыну отвоевать свои земли и его неспособность освободить ее младшего сына из австрийского плена вызывали ее глубокую скорбь. Но под влиянием сестринского чувства она приписывала его действия злым советам окружавших его людей, особенно враждебно относясь к архиепископу Лоду. Новость о достигнутом перемирии в Бервике впервые принесла ей радость за многие годы. Она поверила, что ее брат действительно протянул руку дружбы его соотечественникам-шотландцам и теперь может приказать генералу Лесли и войскам отправиться на войну за дело ее сына в Германию. «Мой дорогой брат сделал все сам, – писала она о заключенном мире, – несмотря на усилия папистов и клириков, которые делали все возможное, чтобы помешать ему. И Лесли может теперь повести войска на помощь принцу».

В тот же месяц произошло еще одно событие, которое вдохнуло в нее надежду. Бернгард Саксен-Веймарский, величайший протестантский полководец, принимавший участие в битвах Тридцатилетней войны, внезапно скончался в Брайзахе на Рейне. Бернгард, в союзе с Францией и на французские деньги, захватил Брайзах у испанцев несколько месяцев назад, перерезав тем самым жизненно важную линию коммуникаций, ведшую из владений Габсбургов в испанские Нидерланды. Французы предположили, что Бернгард передаст Брайзах под их управление. Бернгард, отдавая себе отчет о чрезвычайно важной роли, которая эта крепость играет в его стратегии в Европе, не торопился этого делать. В этот момент он внезапно умер. Согласно завещанию, он оставлял командование войсками своему заместителю, опытному швейцарскому наемнику Эрлаху, который мог предложить свои услуги (а вместе с ними и Брайзах) тому, кто назначит самую высокую цену.

Если речь шла только о деньгах, то явно французы были готовы нанять Эрлаха и воспользоваться всеми завоеваниями. Но безумная мысль закралась в сознание обычно осторожного курфюрста. Армия в основе своей была немецкая, Брайзах был немецким городом. Курфюрст был немцем, родом из Рейнской области, и потому верил, что может обратиться с призывом к немецким солдатам, которые не всегда были довольны службой во французских войсках. Если бы он смог возглавить армию, если бы с ее помощью смог отвоевать свои земли на Рейне, то стал бы в течение нескольких