качестве капелланов. Наиболее набожные из них расхаживали среди солдат с постным видом, что страшно всех раздражало, а другие занимались тем, что жевали табак и выпивали вместе со всеми, что никак не соответствовало их сану.

Король, видя, что солдаты в лагере деморализованы и полны сомнений, созвал в своем шатре совет. Хотя лорды Брук и Сэй, неприязненно относившиеся к нему, покинули его в Йорке, среди оставшихся лордов был силен дух противления. Лорд Бристоль, никогда не бывший в милости у короля и которому было нечего терять, заявил, представляя якобы не только свое мнение, что король должен созвать парламент, прежде чем продолжать свою церковную политику, которая вызвала восстание шотландцев. Разочарованный король, не желая при всех обсуждать этот вопрос, дал Бристолю частную аудиенцию, длившуюся почти два часа. Карл не согласился с его мнением, но в результате разговора с ним ясно увидел, что не может перед лицом столь сплоченной оппозиции надеяться на успех в войне с шотландцами этим летом. Спустя несколько дней после того, как Лондон отказал ему в кредите, он решил завершить кампанию. Король намеренно приостановил реализацию своих планов, но не сменил направление своей политики. Он намеревался навязать свою волю шотландцам, когда у него будут необходимые для этого силы. До тех пор ему оставалось только идти на временные уступки и отделываться пустыми обещаниями.

Переговоры о перемирии начались в английском лагере 11 июня и завершились спустя неделю. Основные представители от ковенантеров были Роутс, Хендерсон и Уорристон. Король вначале держал себя высокомерно, но затем смягчил тон своих речей и произвел на некоторых очень благоприятное впечатление. Король вел себя так, словно это он был шотландцем, говорил аргументированно и со знанием закона, и такое его поведение не могло не понравиться знавшим его шотландцам. Они с пониманием и уважением отнеслись к его глубоким религиозным чувствам, но не принимали его вероучения. Король действовал осмотрительно, не без хитрости в общении с этими людьми, которых надеялся переиграть. Ему доставляло удовольствие вынуждать их делать обескураживающие признания. Когда они завели разговор о возможном праве Ассамблеи решать вопрос об отлучении от церкви, Карл задал Роутсу вопрос, имеет ли она право отлучить его, короля шотландцев. «Сир, – сказал он, – вы добрый король, и вы этого не заслуживаете, но если бы я был королем и нарушил закон, то, полагаю, церковь Шотландии могла бы отлучить меня от церкви».

Несколько дней спустя прибыл граф Аргайл, и Карл удостоил его длительной аудиенции, позволив ему поцеловать его руку. Хотя менее чем два месяца назад он хотел объявить Роутса и Аргайла изменниками, не заслуживающими прощения. Если в душе они не доверяли проявленной к ним милости, их нельзя было в этом винить. По-другому дело обстояло с Уорристоном – его резкие высказывания озадачили его коллег, особенно Хендерсона, который был потрясен открыто высказанным недоверием к предложениям короля. Когда Карл обещал шотландцам созыв новой Ассамблеи и парламента для обсуждения будущего их церкви, Уорристон сказал, что король просто хочет выиграть время, чтобы, собрав силы, в итоге отменить все те решения Ассамблеи, которые она примет. Карл обрушил на него свой королевский гнев. «Сам дьявол, – заявил он, – не мог бы высказать более абсурдного предположения». Возмущение короля было вполне искренним, потому что в приступе гнева он, вероятно, и думать забыл, что эта дьявольская интерпретация его действий была, безусловно, верна.

Уорристон вслух высказал то, о чем другие только думали. Роутс и Аргайл не обманывались, хотя Хендерсон и некоторые умеренные клирики – и, конечно, участливый и красноречивый Бейли – были убеждены, что война окончена, что король – их друг, а церковь – спасена. Ковенантеры мало что теряли от приостановки военных действий, а возможно, больше получали. В этом вопросе наиболее дальновидные их представители были мудрее короля. С каждым днем росла их поддержка в Англии, и у них были друзья за границей. О попытках Карла выпросить себе в помощь войска у Фердинанда, «кардинала-инфанта», чтобы использовать их в войне против Шотландии, стало известно в Голландии и вызвало всеобщее негодование. Это страна особенно пострадала от вмешательства короля в их войну. Голландский военный корабль недавно захватил в английских территориальных водах английское торговое судно, на борту которого было полторы тысячи испанских солдат, направлявшееся в Нидерланды. Такое положение вещей побуждало голландцев проявлять сочувствие ко всем без исключения противникам короля Карла. Франция, глубоко вовлеченная в войну с Испанией, могла бы симпатизировать Шотландии по той же самой причине. Тем временем Ассамблея и парламент в Шотландии могли только укрепить конституционные позиции ковенантеров.

С такими мысленными оговорками с обеих сторон 19 июня 1639 г. в палатке лорда Арундела был подписан Бервикский мирный договор. Согласно ему, обе армии должны были быть распущены. Король обязывался лично прибыть в Шотландию на заседание парламента и на Церковную ассамблею, которую должны были созвать в начале осени. На следующий день Лесли принял многих английских лордов, устроив им торжественный обед и пригласив их на экскурсию по шотландскому лагерю. Солдаты встретили лордов с дружеским воодушевлением и благочестивым пожеланием «Да благословит Бог его величество, и да возьмет дьявол к себе епископов».

На границе воцарился временный мир. Но в тот же самый день у стен Абердина произошла первая битва в череде многих сражений гражданских войн между кланом Гордонов под командованием Абойна и ковенантерами Монтроза. К ним еще не дошла весть о мирном договоре.

Монтроз вернулся с подкреплением, несколькими пушками и двумя артиллерийскими офицерами – Мидлтоном и Хендерсоном, принимавших участие в военных действиях в Германии. Первая попытка штурма города, предпринятая с западной стороны, была отбита контратакой Гордонов. Однако ближе к вечеру осаждавшие пошли во вторую атаку с юга. Основной их удар пришелся на узкий мост через реку Ди, известный как Бриг О'Ди. На второй день рано утром 19 июня Монтроз с орудийными расчетами выдвинулся ближе к мосту, и в результате артиллерийского обстрела, продолжавшегося целый день, была разрушена часть городских ворот, и решимость защитников продолжать сопротивление была подорвана. Гордоны отступили из города, и горожанам пришлось сдаться. Монтроз в третий раз вступил в Абердин как победитель и в третий раз отказал просьбам некоторых его офицеров и наиболее мстительных священников разрешить его всеобщее разграбление.

24 июня Гамильтон, все еще в ранге специального посланника короля, официально заявил в Эдинбурге о заключении мира, и ему были вручены ключи от замка для передачи их королю. За тот краткий период времени между подписанием и оглашением договора успели проявиться сомнения и подозрения, так как Карл