— объявил Дом, — и не хочу ставить тебя в неудобное положение. Но мне нужно знать, не усложнит ли это нашу операцию. Ты, похоже, в курсе событий. Это отразится на нас?

— Это никак не связано с нашей операцией, если ты об этом. Мы ни при чем.

Дом проехал мимо Национального театра, направляясь к мосту Легионов. Прокашлялся.

— Я спрошу еще кое-что. Не личное, ладно?

Гейбу не нравилось, к чему тот клонит. Но он продолжил излучать доброжелательность.

— Валяй.

На долю секунды Дом перевел взгляд с дороги на бедро Гейба.

— Я заметил, что всякий раз, как упоминают голема, ты хватаешься за флягу в кармане.

Гейб вздрогнул, как от пощечины. Прокололся. Дом здесь не больше двух недель, а уже читает людей, будто знает их долгие годы.

«Я должен избавиться от него. Причем немедленно. Он вычислит Таню в мгновение ока».

Дом продолжал:

— Слушай, я ведь тебя не осуждаю. Сам не святой, поверь мне, и тебя не сдам. Если тебя когда-нибудь переведут в Буэнос-Айрес, поспрашивай обо мне, тебе такого понарасскажут. Но мне нужно знать прямо сейчас, есть ли у тебя проблема, которая станет и моей тоже.

— Можешь расслабиться. Я не пью. — Гейб поерзал на сиденье, чтобы вынуть фляжку. — Это талисман на удачу.

Дом посмотрел на него косо.

— Многие пьяницы так говорят.

— Нет, честно. — Гейб открутил крышку и сунул флягу под нос Доминику. — Нюхни.

Он нюхнул. Поморщился.

— Черт, что это?

— Речная вода.

— Напомни мне никогда здесь не купаться. — Дом снова переключил ручник у перекрестка. — Видал я суеверных, но это что-то новенькое. Уверен, тебе есть что рассказать об этой фляге.

«Братец, ты даже не представляешь».

— Мне дал ее духовник, — пояснил Гейб. — Чтобы я держал в ней святую воду.

Дом опять рассмеялся. По-настоящему, от живота. Ударил по рулю.

— Я знал, что мне понравится Прага.

Гейб закрыл глаза и откинулся на сиденье.

— Все хорошо?

— Да. Просто голова побаливает.

Гейб вспомнил упражнения, которым учил его Алистер. Он концентрировался, фокусировался, тянулся внутрь. Дотягивался до безбилетника. Толкал его в плечо, как задремавшую подружку. «Проснись, соня. Хочешь ртути? Я знаю, где ты сможешь сделать сочный глоток». Подсветка багажника «москвича» управлялась простым ртутным выключателем: свет включался, когда при наклоне открытого багажника капля жидкого металла катилась вниз и связывала пару клемм. Гейб представил это. Безбилетник занервничал. «Вот так-то. Тебе ведь нравится этот вкусный металл…» На долю секунды он мог поклясться, что почувствовал, как ртуть плещется в стеклянной тубе, пытаясь скользнуть к нему, отчаянно мечтая слиться…

Дом ударил по тормозам. Машину занесло на булыжной мостовой.

— Гейб! Ответь уже.

Гейб открыл глаза. Они болели. Он чувствовал что-то теплое и влажное на лице. Из носа и глаз снова шла кровь. Он надеялся, что только из них. Кровь капала с подбородка и пачкала рубашку.

— Не беспокойся, — сказал он. — Это не заразно.

Дом достал платок.

— Да, отлично, но что это?

Гейб кашлянул. Кровь стекала по носоглотке и попадала в горло.

— Небольшой сувенир со службы в… — он едва не сказал «в Египте», — в джунглях. Появляется и исчезает.

Дом прищурился. Соображал, что он слышал про Гейба. Гейб помнил, как Дом заигрывал с секретаршами.

— Ты скрыл это от врачей. — Утверждение, не вопрос. Он многое разузнал и запомнил. Въедливый. Опасный.

— Да, — сказал Гейб.

Взглянул на платок. Импровизированная ложь — проклятье шпионского ремесла. Его мысли метались. В ложь охотнее всего верят, когда она — почти правда. Так что он издал свой лучший вздох — вздох человека, готового сознаться в самой мрачной тайне.

— Дом. Дело вот в чем. Никто про это не знает. Джош что-то подозревает, но я принял меры предосторожности. Фрэнк будет игнорировать это, но лишь до поры до времени. Если это попадет в мое досье, Лэнгли вернут меня в Штаты. Моей карьере придет конец.

Дом вытянул сигару из внутреннего кармана куртки. К облегчению Гейба, он только откусил от нее кончик, но не зажег в тесном «москвиче». Наконец сказал:

— Я могила. На данный момент. Но если я заподозрю, что это станет угрозой «Анхизу»…

— Не станет. Но я понимаю. Спасибо, Доминик.

Они пожали руки.

— Ладно. Что теперь?

Гейб подавил вздох.

— Забрось меня домой. — Он махнул платком. — Мне редко бывает так плохо. Но отлежусь — и пройдет.

Доминик вернул сигару в карман и снова завел дрожащий «москвич».

— Это можно, шеф.

— А ты-то думал, что уберечь меня от неприятностей — раз плюнуть.

***

Гейбу нужно было вернуться в квартиру, чтобы переодеться перед встречей с Таней. Если он заявится весь в крови, это привлечет лишнее внимание. Он задержался, чтобы у Дома, если тот решит его покараулить, создалось впечатление, что Гейб лег спать. Затем он выскользнул на улицу.

Он чувствовал себя особенно неловко, когда выходил. Чтобы успокоить Джоша и вернуть все на круги своя, пришлось постараться. Теперь ему приходится начинать все заново. Дом казался вполне ничего, а Гейб не часто давал такую характеристику первому встречному панибратствующему ура-патриоту. Но отныне Гейбу нужно держать с ним ухо востро. По крайней мере, пока он не избавится от безбилетника.

«Ты уже врешь своим коллегам о сотрудничестве с кагэбэшницей. Так когда же ты поймешь, что цена этого экзорцизма слишком высока?»

С древней крепости Вышеград открывался роскошный вид на Влтаву. Два одинаковых неоготических шпиля базилики Святых Петра и Павла возвышались почти на шестьдесят метров над рекой. Некоторые части замка ученые относят к Средневековью, а согласно местным легендам, именно на вершине этого холма пророчица Либуше увидела будущий город Прагу.

Гейб сбросил пальто перед Таборскими воротами, но все равно прошел под ними пыхтя и обливаясь потом. Это был долгий и крутой подъем. И он не закончился, когда Гейб вошел в Вышеград. Дома он сменил испачканную кровью рубашку, но и эта насквозь промокла от пота, когда он достиг богато украшенных ворот Леопольда. Дальше он двинулся мимо романской ротонды, подстриженных газонов, аккуратных белых зданий с красными черепичными крышами. Уютное местечко, даже зимой. Надо бы вернуться сюда летом, когда трава зазеленеет, а деревья покроются листвой. Он посмотрел на часы и прибавил шаг, стараясь не выглядеть так, будто куда-то опаздывает. Затем оставил позади три каменных обломка, известных как Чертова