утомительным и совершенно бесполезным. Легче можно оценить названных выше военачальников из общего рассказа о борьбе и об окончательном исходе ее. Ибо теперь испытаны были все военные хитрости, какие только знает история, все уловки, какие требовались обстоятельствами времени и места, все то, в чем проявляются необычайные отвага и сила. Однако по многим причинам решительная битва была невозможна: силы противников были равны, укрепления их были одинаково сильны и недоступны, а разделяющее стоянки расстояние было весьма незначительно. Вот, главным образом, почему происходили ежедневно небольшие схватки и почему не могло быть какого-либо решительного дела. Всегда выходило так, что участвовавшие в бою гибли в самой схватке, а все те, кому удавалось отступить, быстро укрывались от опасности за своими окопами, откуда снова выходили на битву» (I, 56). Красочно, эмоционально и эффектно.

Все преимущества в противостоянии были на стороне римлян, поскольку рядом находился Панорм. Город служил им надежной базой, откуда регулярно поступали в лагерь продовольствие, снаряжение и подкрепление, туда отправляли раненых, а в случае неудачи можно было укрыться за крепостными стенами. У карфагенян все обстояло иначе, снабжение их армии напрямую зависело от флота. А в случае поражения пунийцам просто некуда было отступать. Поэтому вся их надежда была на Гамилькара, чей тактический гений позволял вести борьбу с врагом на равных. Но чтобы нанести римлянам решительное поражение, у карфагенского полководца банально не хватало сил. С другой стороны, лучшие римские войска завязли в боях у мыса Эркте и тем самым ослабили натиск на Лилибей и Дрепан.

Как следует из рассказа Полибия, пока «на Геркатах» в течение трех лет продолжались боевые действия, Гамилькар неоднократно пользовался различными уловками и военными хитростями. Об одной из них нам поведал Фронтин: «Когда у Гамилькара, пунического полководца, галлы из вспомогательных отрядов стали часто переходить к римлянам и уже вошло в обычай, что римляне принимали их как союзников, Гамилькар подговорил самых преданных галлов притвориться перебежчиками; когда римляне вышли вперед, чтобы принять их, они их перебили. Эта хитрость оказалась полезной Гамилькару не только в данное, но и на будущее время и привела к тому, что римляне стали относиться с подозрением и к действительным перебежчикам» (Frontin. III, XVI, 2). Хитрость как раз в духе Барки. Когда сын Гамилькара, Ганнибал, встретится с римлянами на поле боя, то сумеет несколько раз обмануть своих врагов аналогичным образом. Ответ на вопрос, где знаменитый полководец мог научиться всем этим уловкам, лежит на поверхности.

О другом эпизоде этого противостояния нам поведал Диодор Сицилийский. Историк пишет, что Гамилькар запретил своим воинам грабить окрестные селения, но один из командиров, по имени Бодостар, нарушил этот приказ. Увлекшихся грабежом пунийцев атаковали римляне, войска Бодостара понесли тяжелые потери и были бы уничтожены, но положение спасли две сотни карфагенских всадников, внезапно напавших на легионеров. Пехотинцы благополучно отступили, а за ними ушла и конница (Diod. XXIV). Возможно, что это был не единственный инцидент подобного рода в рядах карфагенской армии.

Неожиданно чаша весов в этом затянувшемся противоборстве качнулась в пользу карфагенян. Гамилькар пришел к выводу, что, увязнув в тактической войне с римлянами, он в какой-то степени отдает им стратегическую инициативу. Не имея возможности коренным образом переломить ход войны в пользу Карфагена в боях «на Геркатах», полководец решил нанести противнику удар в другом месте. Там, где римляне меньше всего его ждут. Целью своей атаки Гамилькар выбрал гору Эрикс.

На первый взгляд это могло показаться безумием, т. к. римляне предприняли все возможные меры для защиты этой местности и сделали гору Эрикс практически неприступной. Единственный путь был защищен лагерем, в городе располагался гарнизон, а на самой вершине также находился отряд легионеров. И теперь Гамилькар хотел разворошить это осиное гнездо.

Операция предстояла сложнейшая. Главная трудность заключалась в том, что с вершины Эрикса все окрестности просматривались как на ладони, и подвести скрытно войска можно было только в темноте. То же самое касалось и флота: римские дозорные при свете дня непременно бы увидели передвижения карфагенских кораблей. Поэтому нападение на гору должно было произойти ночью. Другим моментом, вызывающим определенные трудности, была эвакуация карфагенской армии с мыса Эркте: если римляне ее заметят, то все предприятие могло закончиться плачевно. Но самая главная сложность заключалась в том, чтобы попасть на гору Эрикс. Гамилькар не сомневался, что легионы, дислоцирующиеся в лагере у подножия горы, постоянно находятся в состоянии повышенной боевой готовности, и застать их врасплох вряд ли удастся. Поэтому удар надо нанести там, где его меньше всего ждут. А раз так, то пунийцы нападут на город Эрикс, находящийся прямо над римским лагерем. Гамилькар не сомневался, что воины гарнизона несут дозорную службу из рук вон плохо, поскольку свято верят в то, что противник не сможет до них добраться. Ведь единственный путь на гору стерегут легионы! Правда, здесь возникала трудность иного рода: как карфагенянам проникнуть в город, минуя лагерь римлян? Гамилькар много беседовал с людьми, которые неоднократно поднимались на гору, и пришел к выводу, что он сможет провести своих людей вверх по склону. И хотя расстояние было в тридцать стадиев (Diod. XXIV, 8), а риск был велик, в случае успеха затраченные усилия полностью окупались.

Еще до рассвета Гамилькару удалось беспрепятственно погрузить армию на корабли и выйти в открытое море. Кормчие рассчитали маршрут таким образом, что карфагенский флот должен был появиться в пределах видимости с Эрикса в тот момент, когда на землю опустятся вечерние сумерки. В этом случае Гамилькар мог быть уверен, что римские дозорные ничего не заметят и его флот сможет беспрепятственно пристать к берегу. Что и произошло в действительности. Высадка карфагенской армии была осуществлена молниеносно; чтобы оружие не звенело и не выдало присутствия большого количества людей, его обмотали тряпками. Построив войско, Гамилькар первым начал подъем на гору (Diod. XXIV, 8), за ним последовали остальные солдаты. Мириады звезд усыпали ночное небо, черная громада Эрикса нависала над поднимающейся по склону карфагенской колонной. Подъем был крут, но Гамилькар понимал, что если они не завершат его до восхода солнца, то шансов выбраться живыми из этой авантюры не будет ни у кого. Вся пунийская армия так и поляжет на склонах Эрикса.

Но удача улыбается храбрецам, колесница Гелиоса еще не появилась на небе, а город был уже захвачен карфагенянами. Стража проспала, и незаметно взобравшиеся на стену пунийские лазутчики вырезали всех караульных, распахнули ворота и впустили армию Гамилькара. Карфагенская пехота рассыпалась по городским улицам и учинила бойню среди застигнутых врасплох римлян. Полуодетые легионеры, вырванные из объятий Морфея, выбегали из казарм и падали