под ударами мечей и копий наемников Гамилькара. Вскоре все было кончено. Всех захваченных в плен горожан командующий распорядился отправить в Дрепан (Diod. XXIV, 8), а сам повел войска на штурм вершины горы. Но засевшие у храма Афродиты римляне сражались храбро и сумели отбить все атаки. Разбуженные доносившимся из города шумом, они успели вооружиться и изготовиться к бою. После нескольких неудачных попыток овладеть святилищем Гамилькар махнул на них рукой и отправился осматривать захваченный город.

Римское командование погрузилось в состояние прострации, когда узнало о том, что Гамилькар захватил город на Эриксе. Общая картина напоминала слоеный пирог: на вершине горы, в храме Афродиты закрепились римляне, чуть ниже по склону, в городе, расположилась армия Гамилькара, а у подножия горы в лагере находились римские легионы. Боевые действия сосредоточились на небольшом участке местности, и в течение двух лет противостояние только набирало обороты. Карфагеняне заблокировали римлян на вершине, но и сами терпели немалый урон от расположившихся на равнине легионов. В отличие от кампании «на Геркатах» здесь у Гамилькара не было возможности беспрепятственно снабжать свою армию, поскольку рядом не было безопасной гавани. Корабли с грузами из Лилибея и Дрепана должны были подходить прямо к берегу, и римляне пытались этому помешать. Разгрузка и доставка припасов на Эрикс сопровождалась яростными схватками, что вело к потерям с обеих сторон.

Диодор Сицилийский приводит интересную информацию, которую можно датировать 243 годом до н. э. Как пишет историк, после одного из сражений Гамилькар отправил парламентера к консулу Гаю Фунданию Фундулу с просьбой разрешить забрать оставшихся на поле боя убитых карфагенян. Но римлянин в своей надменности заявил, что договариваться надо о возврате пленников, а не мертвых тел. Прошло совсем немного времени, и уже Фундул отправил посланцев к Гамилькару с аналогичной просьбой. Карфагенский полководец ответил, что воюет с живыми, а не мертвыми и разрешил римлянам забрать тела павших легионеров (Diod. XXIV, 9).

Полибий прокомментировал заключительный период войны на Сицилии следующим образом: «И здесь обе стороны пустили в ход одна против другой всю изворотливость и силу, какие потребны в деле осады, претерпели всевозможные лишения, испытали все виды нападения и обороны, пока наконец “не пожертвовали победного венка богам” не потому, как уверяет Фабий, что не в силах были терпеть дольше, но потому, что сделались нечувствительными к страданиям и неодолимыми. И в самом деле, прежде чем одним удалось одолеть врага, хотя и на этом месте противники боролись в течение двух лет, конец войне положен был иным способом» (I, 58). Пять лет непрерывных боев «на Геркатах» и Эриксе необычайно закалили карфагенскую армию и сделали ее способной на равных противостоять римским легионам.

Так в чем же заключалась суть стратегии Гамилькара? На первом этапе его деятельности в ранге командующего мы наблюдаем стремление Барки отвлечь римлян от Сицилии серией рейдов на побережье Южной Италии. Согласно свидетельству Павла Орозия, от этих набегов римляне претерпели значительный урон: «пунийский флот достиг Италии и подверг опустошению многие ее территории» (IV, 10, 4). Однако римское командование никак не отреагировало на эти нападения карфагенян, и Гамилькару пришлось менять стратегию. Теперь все свои усилия Барка сосредоточил на территории между Панормом и Дрепанумом, захватывая плацдармы в римском тылу и навязывая противнику тактику, которую принято называть боями местного значения. Вот в этих сражениях римляне и увязли.

Может сложиться впечатление, что «на Геркатах» и на Эриксе карфагенский полководец действовал не совсем продуманно, поскольку лишал себя свободы маневра, сосредоточив боевые действия на ограниченной территории. Но можно взглянуть на проблему и под другим углом. Полибий упоминал, что после победы при Дрепане и гибели римского флота во время бури карфагеняне решили завоевать господство на суше (I, 55). После этого на Сицилии появляется Гамилькар и активными действиями сковывает римские силы на острове. В этом свете вполне логичным выглядит появление на Сицилии еще одной карфагенской армии. Армии, у которой будет полная свобода маневра, поскольку римские легионы сосредоточены в двух местах – под стенами Лилибея или у лагеря Гамилькара. И здесь уже карфагенские командиры могли выбирать, где наносить удар римлянам. А чем это могло закончиться для квиритов, представить нетрудно. Но правительство Карфагена не воспользовалось благоприятным моментом, и тому было несколько причин.

По некоторым данным, именно в это время активизировались испанские племена и стали теснить пунийцев на Иберийском полуострове. Но гораздо большую опасность для Карфагенской державы представляло выступление ливийских племен. Центром движения против власти карфагенян стал город Гекатомпил. Согласно тексту «Истории» Диодора Сицилийского, Гекатомпил был основан самим Гераклом: «Пройдя через безводную часть Ливии и оказавшись в обильно орошаемой и плодородной области, он основал там город, замечательный своими огромными размерами, который получил название “Гекатомпил” (Стовратный), по причине множества городских ворот. Этот город процветал до недавнего времени, пока не оказался во власти карфагенян, которые послали для его завоевания крупные силы во главе с опытными полководцами» (IV, 18). Командующим карфагенской армией, направленной на захват Гекатомпила, был назначен Ганнон, злейший враг Гамилькара Барки.

По большому счету, Ганнон был политиком, а не полководцем. Диодор характеризует его как очень энергичного и предприимчивого человека, быстро сообразившего, что собственную армию гораздо выгоднее содержать на вражеской территории, чем кормить в своей стране (Diod. XXIV, 10). Мы не знаем, надолго ли затянулась кампания по замирению ливийцев, но, как следует из рассказа Диодора, Гекатомпил был осажден и через некоторое время капитулировал. Знатные люди города вышли навстречу Ганнону с оливковыми ветвями в руках и сдались на милость победителя. Карфагенянин, исходя из собственных представлений о том, какую политику надо вести в отношении ливийцев, не стал свирепствовать, а ограничился тем, что взял 3000 заложников (Diod. XXIV, 10). Вероятнее всего, эти люди стали служить в карфагенской армии. Горожане щедро отблагодарили Ганнона за такое снисхождение, а его солдаты, расположившись на отдых, ни в чем себе не отказывали, пользуясь ливийским гостеприимством.

Роль Ганнона как умиротворителя Ливии в политическом плане была велика, но насколько хорошо он проявил себя как полководец, неизвестно. По крайней мере, Полибий пишет, что «ему приписывали заслугу первого покорения ливийского Гекатопила» (I, 73). Ливийцев замирили, однако время было упущено. Поэтому можно говорить о том, что, имея желание послать на Сицилию еще одну армию против римлян, карфагенское правительство не имело такой возможности. И Гамилькар был вынужден сражаться один.

Подводя итоги деятельности Гамилькара Барки на посту командующего, Корнелий Непот приходит к такому выводу: «До его прибытия дела карфагенян на суше и на море шли плохо; он же, где бы ни появлялся, никогда не уступал врагу, не давал ему возможности