чинить вред и, напротив, часто, когда представлялся случай, нападал сам и всегда выходил победителем. Так и получилось, что когда пуны потеряли почти все свои владения в Сицилии, он так удачно оборонял Эрикс, что военные действия в этом месте как будто застыли на мертвой точке» (Ham, 1). И если римский историк ошибся относительно неудач карфагенян на море в этот период, то в остальном с ним можно согласиться.* * *

Кроме свидетельств Полибия и Фронтина об этом периоде войны, сохранился небольшой рассказ Аннея Флора, относящийся по хронологии к 245 году до н. э. Примечательно, что кроме Флора никто об этом так и не написал: «При консуле Марке Фабии Бутеоне в Африканском море у Эгимура был разбит вражеский флот, плывущий в сторону Италии. Увы! Какие огромные трофеи погибли во время бури! Ведь наши суда, гонимые неблагоприятными ветрами, потерпели кораблекрушение и наполнили богатой добычей Африку, Сирт и берега лежащих между ними островов. Великое бедствие! Но и оно возвеличило достоинство народа-принцепса: хотя победу перехватила буря, а трофеи были похищены кораблекрушением, и добычу, захваченную нами у пунийцев, прибивало ко всем мысам и островам, римский народ и без нее справил триумф» (I, XVIII). Ситуация парадоксальная, поскольку очередной римский флот уничтожается очередным ураганом, а квириты празднуют триумф! Если даже римляне и победили карфагенян в морском бою, то гибель флота полностью перечеркивала это достижение и победа становилась равносильной поражению. Очевидно, моральный дух квиритов находился на крайне низком уровне, раз сенаторы решили справить триумф по столь сомнительному поводу, чтобы хоть как-то ободрить соотечественников.

Впрочем, само известие Флора о некой победе римского флота над карфагенскими кораблями весьма подозрительно, поскольку флота у республики как такового в это время не существовало вообще. Мы помним, что после разгрома при Дрепане и чудовищной катастрофы, уничтожившей суда Луция Юния Пулла, «отцы отечества» отказались от ведения морской войны, сосредоточив все усилия на сухопутном театре военных действий. Возможно, что какая-то небольшая римская эскадра и была уничтожена непогодой у побережья Африки, но ни о каком большом сражении даже речи быть не может. Недаром Тит Ливий вкладывает в уста карфагенского политика Ганнона такие слова: «Никогда, казалось, все у нас не было так благополучно на суше и на море, как до консульства Гая Лутация и Авла Постумия» (XXIII, 13). Ганнон нисколько не лукавил, а называл вещи своими именами.

Уже отмечалось, что при описании последних лет Первой Пунической войны Полибий регулярно прибегает к различным сравнениям и аллегориям. Не удержался историк и на этот раз: «Государства противников уподоблялись породистым дышащим боем петухам. Не раз такие птицы, потеряв от изнеможения способность владеть крыльями, находят себе опору в собственной отваге и продолжают наносить друг другу удары, пока, наконец, сами собой не кидаются друг на друга, быстро сцепливаются, и тогда один из них падает замертво. Подобно этому римляне и карфагеняне, утомленные трудами непрерывной борьбы, истощены были вконец, а налоги и расходы, удручавшие их долгое время, подорвали их силы» (I, 58). Очень меткое и яркое сопоставление, совершенно объективно отражающее реальное положение дел. Нужны были решительные действия одной из сторон, чтобы переломить в свою пользу ход затянувшейся войны.

6. Битва при ЭгаДских островах. 10 марта 241 года до н. э

Зашедшая в тупик война на Сицилии вынудила сенаторов вновь побороться за господство на море: «Римляне сохраняли душевную твердость, хотя уже в течение почти пяти лет совершенно отказались от моря частью вследствие понесенных неудач, частью потому, что считали для себя возможным кончить войну только сухопутными силами. Теперь они увидели, что расчеты их не оправдались главным образом благодаря отваге военачальника карфагенян и решились в третий раз попытать счастья в морской войне» (Polyb. I, 58). Как это ни покажется парадоксальным, но если принять данное утверждение Полибия, то получается, что именно Гамилькар своими активными действиями в буквальном смысле слова вынудил врага вновь начать подготовку к морской войне. Результат явно не тот, на который рассчитывал Барка.

Впрочем, по-другому в данной ситуации и быть не могло, сам ход событий подталкивал римлян к такому решению. Они ничего не могли поделать с армией Гамилькара на суше и пришли к выводу, что победить можно только в том случае, если лишить пунийцев подвоза продовольствия и подкреплений со стороны моря. Но для этого надо было уничтожить карфагенский флот. Проблема заключалась в том, что у римлян в данный момент военного флота как такового не было, его надо было возрождать заново. Были корабли грузовые, были корабли транспортные, но толку от них в сражениях было немного. И тогда сенат принял историческое решение о постройке 200 квинквирем.

Полибий очень хорошо понимал психологию своих римских друзей. Поэтому он правильно указал на единственный фактор, благодаря которому Рим одержал победу над Карфагеном в Первой Пунической войне, – это высочайший боевой дух квиритов (Polyb. I, 59). Именно готовность римлян принести любые жертвы на алтарь победы, а не абордажные мостики изменила ход мировой истории. Разгром при Дрепане и последующие события наглядно показали, что если карфагенским флотом командуют компетентные и хорошо подготовленные люди, то шансов у римлян на море нет никаких.

Приняв решение вновь бросить вызов пунийцам на море, квириты со свойственной им последовательностью стали претворять его в жизнь. Беда была в том, что в римской казне не было денег. Но государство обратилось с призывом к гражданам оказать содействие в строительстве боевых кораблей. В зависимости от доходов каждый гражданин Рима в одиночку или в складчину с товарищами оснащал одну квинквирему, причем в случае гибели флота средства частным лицам не возвращались. Однако столь жесткие условия римлян не смутили, и корабли были построены в довольно короткий срок. Образцом для этих судов послужил корабль Ганнибала Родосца, захваченный в бою у Лилибея и восхитивший римлян своими отменными ходовыми качествами (Polyb. I, 59). Консулами на 242 год до н. э. были выбраны Гай Лутаций Катул и Авл Постумий Альбин. Причем ведение войны с Карфагеном возлагалось на Катула, поскольку великий понтифик Луций Цецилий Метелл, некогда разгромивший пунийцев при Панорме, запретил Авлу Постумию покидать Рим. Связано это было с тем, что Альбин был фламином Марса, которому воспрещалось оставлять свои святыни без присмотра (Liv. Per.19).

В 242 году до н. э. Гай Лутаций Катул во главе нового флота появился у берегов Сицилии и неожиданным налетом захватил гавани Дрепана и Лилибея. В бою у Дрепана консул лично возглавил атаку, сражался как простой легионер, получил тяжелую рану в бедро и с трудом был спасен телохранителями, вытащившими командира из боя (Oros. IV, 10, 5). Несмотря