к себе на колени, я обхватываю его шею и целую его сверху, как богиня и ее смертный. Его рот невыносимо мягок, и из его горла вырывается рваный вздох, когда я поддаюсь искушению прикусить его нижнюю губу.

Его руки проникают под одежду, пальцы находят и обхватывают мою талию, а большие пальцы проводят по гребням грудной клетки. Я выгибаюсь дугой, качая бедрами навстречу его твердости, ликуя от доказательства его желания, доказательства того, что он хочет меня так же сильно, как я хочу его.

Он мог бы попросить меня снять с себя всю одежду, и я, возможно, сделала бы это. Я бы позволила ему взять меня прямо там и тогда, под фейерверками и равнодушными звездами.

Только вот пошел снег. Сначала ничтожные снежинки, которые нерешительно порхают и тают на нашей коже, потом все настойчивее, пока мы не вынуждены расстаться со вздохами разочарования.

Мы едем обратно сквозь густой ливень тяжелых снежинок и вбегаем в дом Зака, смеясь и задыхаясь.

Мы топаем сапогами, освобождая их от снега, и снимаем их, оставляя прямо на полу в атриуме. Зак стягивает с моих плеч пальто и бросает его на пол, оттаскивая меня, когда я пытаюсь его поднять. Он ловит мой рот в поцелуе, пока снимает свое пальто, и мы бежим вверх по центральной лестнице, моя рука в его руке.

Он не ведет меня в мою комнату. Вместо этого он ведет меня по другому коридору, наши шаги заглушает старинный ковер под нашими ногами, пока мы не достигаем двери, которую Зак распахивает и втаскивает меня внутрь.

Я даже не успеваю заглянуть в его спальню, как он захлопывает дверь и поднимает меня на руки. Я встречаю его голодный поцелуй за поцелуем, удивляясь, почему я так долго себя лишала.

Зак усаживает меня на кровать, и мы наконец отстраняемся друг от друга, когда он приподнимается на локтях и смотрит на меня сверху вниз. Его веки тяжелые, а карие глаза темные от желания. Он не улыбается — его лицо имеет то выражение, которое я так хорошо знаю.

Серьезное. Пылкое. Преданное.

Как святой перед богом.

— Не смотри на меня так, — шепчу я, пораженная интенсивностью его взгляда.

— Как я могу не смотреть? — вздыхает он. — Как я могу не смотреть, Теодора? Когда все мои мечты были об этом? О тебе? О том, чтобы моя прекрасная заклятая соперница лежала прямо здесь, в моей постели?

Он ловит мои губы в поцелуе, а затем проводит поцелуем по моей щеке к уху.

— Знаешь ли ты, Теодора, какие сны я видел в этой самой постели? — Его голос — хриплое бормотание. — Сны о том, что я жаждал сделать с тобой — с тобой? Мечты о твоем рте, твоем теле и тысяче разных способов доставить тебе удовольствие?

Я извиваюсь под ним. — Зак, остановись.

Его рот перемещается от моего уха к горлу. Он покрывает мою шею влажными, затяжными поцелуями и останавливается на впадине моего горла. Он поднимает голову и смотрит на меня лихорадочным взглядом.

— Я тебе тоже снился?

В его голосе слышится бормотание.

Я облизываю губы и киваю.

Он берет подол моего свитера, и я приподнимаюсь, чтобы позволить ему снять его. Мы сидим лицом друг к другу, лоб в лоб. Его пальцы находят крошечные перламутровые пуговицы моей шелковой блузки и расстегивают их. Он спускает тонкую одежду с моих плеч, и я позволяю ей упасть.

Я ложусь на спину и расстегиваю брюки, приподнимая бедра, чтобы Закари мог их снять. Мое нижнее белье — простой зеленый комплект, но Закари смотрит на меня так, словно я настолько красива, что у него перехватывает дыхание.

И в его взгляде я чувствую себя красивой.

Я всегда изо всех сил стараюсь быть красивой, но никогда не чувствовала этого так, как сейчас, когда карие глаза Закари путешествуют по моему телу.

Я провожу кончиками пальцев по своей груди и мягко улыбаюсь Закари.

— Тебе нравится мой лифчик? — спрашиваю я, наполовину насмешливо, наполовину для того, чтобы разрядить атмосферу момента.

— Шалфейно-зеленый, — пробормотал он. — Это цвет, который приходит мне на ум, когда я думаю о тебе. — Он наклоняется и целует одну бретельку бюстгальтера, затем другую. — Теперь он навсегда останется цветом моего удовольствия.

Я смеюсь, но смех затихает в горле, когда рот Закари опускается по линии бледной плоти между моими грудями.

— Это прекрасный бюстгальтер, — добавляет он в ответ на мой вопрос, — но его придется снять.

Он снимает его с меня, и когда я пытаюсь прикрыться руками, он целует мой рот, щеку, висок.

— Со мной ты в безопасности, — бормочет он. — Моя прекрасная Теодора. Позволь мне взглянуть на тебя.

Я всегда ожидала, что секс заставит меня нервничать, но это не так. Чистая близость момента потрясает меня до глубины души, заставляет напрячься каждый нерв в моем теле, заставляет сердце неудержимо колотиться в груди.

Позволить Закари смотреть на меня — значит увидеть обожание в его глазах, то, как смягчается его взгляд, как темнеют его глаза от желания. Когда он целует меня, это не жестко и голодно — это неторопливо и нежно.

Он целует мою грудь, словно солнечный свет, касающийся лепестков розы. Влажность струится по мне, словно все мое тело тает, а боль между ног пульсирует. Закари берет в рот один сосок, затем другой, посасывая их оба, пока они не напрягаются под его языком, а мои бедра не подпрыгивают, поднимаясь с кровати по собственной воле.

Я хочу сказать ему, что я готова, что я готова сейчас, но Зак не торопится.

Он облизывает мои соски и проводит линию поцелуев по моей груди, по животу. Он ласкает мою грудную клетку, талию, бедра. Он целует кожу над моими бедрами и так нежно целует меня через трусики, что я вынуждена выгибаться в его руках, ища трения, которое мне так необходимо, чтобы найти свое освобождение.

Когда Зак наконец оттягивает пояс моих трусиков, спуская их с моих ног, я испускаю вздох облегчения. Сейчас, — хочу сказать я. Сейчас.

Я так долго этого ждала… Я даже не представляла, как сильно я этого хочу. Я не представляла, как сильно мне нужны поцелуи Зака, его рот на моей груди, на моем теле — как сильно мне нужно чувствовать его внутри себя.

Однако Зак не реагирует на мою просьбу. Он поднимает мои ноги, чтобы поцеловать коленки и пройтись поцелуями по бедрам, маленькими, нежными, медленными поцелуями, сначала одну ногу, потом другую. Каждый поцелуй — это электрический разряд