соски скользят по моей груди, посылая кровь к моему члену. — Кто бы мог подумать, что ты такая шлюха, Закари Блэквуд?

— Я не шлюха. — Я смеюсь. — Я твой.

— Ты мой? — спрашивает она, обхватывая меня за шею, в ее незабудковых глазах расцветает нежность.

— Да, мой дорогой противник. Я твой. Отныне и навсегда.

— Обещаешь?

— Клянусь.

Глава 38

Солнечный скандал

Теодора

Возвращаясь в Спиркрест, я чувствую себя другим человеком.

Не потому, что я потеряла девственность, — я не верю, что секс меняет человека, — и не потому, что я чувствую, будто внезапно постарела. Я всегда чувствовала себя старше своих лет, и секс никогда этого не изменит.

Я чувствую себя по-другому, потому что впервые не чувствую холода, оцепенения или пустоты.

Последние дни каникул, проведенные в тепле Захары, сплетни и игры с Захарой, даже уютные вечера, когда мы делились закусками, наблюдая за тем, как Яков упорно играет в свою видеоигру, несмотря на то что он продолжает умирать, — это были лучшие дни в моей жизни.

Никогда раньше я не понимала, насколько это важно — проводить время рядом с любящими людьми. Как будто попадаешь из холодной, бессолнечной зимы в лето, залитое солнечным светом.

Солнечный свет ласки Захары, то, как она спрашивала у меня совета, ходила со мной на прогулки, сидела и заплетала мне волосы, пока я продолжала читать "Плененную невесту пиратского лорда". Солнечное сияние восхищения Блэквудов, то, как они постоянно вовлекали меня в дискуссии на самые разные темы, словно им было искренне интересно, что я скажу. То, как они беззастенчиво выражали свое одобрение мне, словно Закари привел меня домой в качестве невесты и они были рады принять меня в семью — хотя мы с Закари никогда не выдавали изменившийся характер наших отношений.

От Закари исходила любовь, более насыщенная и теплая, чем солнечный свет, когда он целовал мою шею, когда мы сидели в его кабинете и работали над заданиями, или когда он пробирался ночью в мою спальню, чтобы лечь между моих ног и лизать меня, пока я не захлебывалась стонами и плачем в подушки.

К концу каникул у меня даже сложились самые близкие дружеские отношения с Яковом, учитывая, что он почти не разговаривал, а Закари вел себя как вертлявый сопровождающий, когда он был рядом.

Наше возвращение в Спиркрест было горько-сладким.

В ночь перед возвращением мы с Закари занимались любовью так, как будто не хотели, чтобы она заканчивалась, — медленно, мучительно, отчаянно прижимаясь друг к другу, целуясь так, будто каждый поцелуй мог стать последним. После этого мы лежали в моей постели, положив голову ему на плечо и прижавшись ртом к моему лбу.

— Пожалуйста, — сказала я ему с замиранием сердца, — никому не рассказывай о нас.

— Больше верь в меня, — сказал он. — Я скорее умру, чем предам твое доверие.

Но, конечно, я не учла, как сильно счастье меняет человека. Я вернулась в Спиркрест, чувствуя себя по-другому — потому что исчезло давящее одиночество, потому что ушла мрачная тьма отчаяния, — но я полагала, что эти изменения во мне были только внутренними.

Я ошибалась.

Я понял это в первый же вечер после возвращения, когда в своей спальне распаковывал вещи. За стуком сразу же следует открытие двери, и только один человек, не дожидаясь меня, входит в мою комнату.

— С Новым годом, Несс, — говорю я через плечо.

— С Новым годом, Дора. — Инесса обхватывает меня за шею и целует в щеку. — Как прошли каникулы?

Я поворачиваюсь, чтобы ответить ей, но она сужает глаза и отходит от меня, оглядывая меня с ног до головы.

— В чем дело? — спрашиваю я, окидывая себя взглядом.

На мне выцветшие голубые джинсы, белый шерстяной джемпер и белые кроссовки — ничего необычного.

— Ты выглядишь иначе, — говорит Инесса, глядя на меня с подозрительным выражением лица. — Ты выглядишь… я не знаю. — Она размахивает рукой, пытаясь придумать, что сказать. — Ты выглядишь счастливой.

Я смеюсь. — Ты хочешь сказать, что раньше я выглядела несчастной?

— Очевидно, нет. Не несчастной. Но не такой.

— Какой? — Я сажусь на край кровати, скрещиваю ноги и переплетаю пальцы вокруг одного колена. — Используй слова, Несс. Опиши, что ты имеешь в виду.

Она стоит передо мной, причмокивая губами. — Хм. Вся розовая, мягкая и… не знаю. Кремовая.

— Кремовая? — Я снова смеюсь. — Что это вообще значит?

— Ты завела себе парня во время каникул? — спрашивает Инесса, сузив на меня глаза. — И ты мне не сказала? Мы переписывались каждый день!

— Есть вещи, которыми нельзя делиться по смс, — говорю я, слегка пожимая плечами.

— Ты маленькая шлюха! — плачет Инесса. От этого слова мои внутренности неловко сжимаются, и на секунду моя кровь становится холодной. — Ты же знаешь, что я живу только тобой! Я хочу знать каждую деталь!

Я колеблюсь. Слово "шлюха" неприятно напоминает обо всем том, о чем я избегала беспокоиться, когда была с Закари: о моем отце и обещании, которое он заставил меня дать — что я никогда не позволю никому прикасаться к себе до брака, что я никогда не стану шлюхой.

И то, что он сказал мне после того, как я дала это обещание, — слова, которые неизгладимо впечатались в меня.

— Нарушь это обещание, Теодора, и я буду наказывать тебя за это до конца жизни.

— Что это? — спрашивает Инесса, нахмурившись. — Я не хотела давить на тебя, Дора, мне очень жаль. — Она садится рядом со мной и берет мои руки в свои. — Ты не должна говорить мне ничего, чего не хочешь. Я просто рада, что ты счастлива.

— Нет, нет, — говорю я, переплетая свои пальцы с ее и сжимая. — Ты моя лучшая подруга, Несс, конечно, я хочу тебе рассказать. Я просто нервничаю, вот и все. Мне нужно, чтобы ты поклялась мне, что никому не расскажешь.

Она откидывает назад свои длинные волосы и достает крошечный золотой крестик, который носит на шее.

— Клянусь, — говорит она, берет крестик и целует его.

Хотя я уже давно перестала верить в святых и кресты, Инесса верит преданно, и поэтому меня сразу успокаивает торжественность ее клятвы.

— Ладно, — говорит она, заправляя крестик обратно в топик и беря меня за руки, как делала это раньше, — расскажи мне все, скандалистка!

Я смеюсь. — Откуда ты знаешь, что это будет скандально?

— Потому что ты заслуживаешь того, чтобы хоть раз быть скандальной.

К тому времени, когда я заканчиваю рассказывать, мы с