– Вы эту рыжую имеете в виду? – Сварог небрежномотнул головой в сторону подъезда дома. Джип мягко и мощно взял с места,покатил по улице. Второй тонированный «бомбовоз», брат-близнец первого, чернойтенью двинулся следом.

Ольшанский и не скрывал своего облегчения от того, чтоотъехали от опасного места.

– Ее, ее имею в виду… – сказал он, расстегиваяпуговицу рубашки. – К сожалению… а может, и к счастью, только в виду.Доводилось сталкиваться. Если вцепится, хрен отдерешь… Знаете, есть рископравданный, а есть риск до невозможности глупый. А крутиться в поледосягаемости рыжей Дашеньки – это и есть верх ничем не оправданной глупости.

Ольшанский повернул голову, взглянул Сварогу в глаза.

– Мне нравится, как вы держитесь. Думаю, мысработаемся.

– Зачем мне с вами срабатываться?

– А у вас другого выхода нет, – олигархобезоруживающе растянул губы в улыбке. – Вы этого еще не поняли?

– Признаться, нет, – нагло ответил Сварог. –Я вообще медленно соображаю.

Ключник сидел рядом молча и неподвижно, положив руки наколени. Манекен, а не человек. Но манекен опасный, как Терминатор.

– Вы не боитесь, – серьезно отметилОльшанский. – Это плюс. Хотя любой, я подчеркиваю – любой на вашемместе… – он помолчал. – Знаете, поначалу я действительно всерьезнамеревался выудить из вас всю информацию, а потом примитивно утопить вШантаре. Но… передумал. Потому что все это неспроста. Не верю я в такиесовпадения. И ваше появление под именем Беркли, и звонок Пака, и его смерть…

Последние фразы он явно адресовал самому себе. Странный тип.И слишком много тараканов в голове…

– Что случилось с Паком? – спросил Сварог.

– Вы с ним знакомы?

– В Интернете нашел, – ответил Сварог честно. Ачто врать-то… – Сегодня ночью.

– Его убили, – буднично сказал Ольшанский. –Инсценировали самоубийство. И я даже подозреваю кто… Пак позвонил мне неделюназад, весь на нервах, сказал, что ошибся в расчетах и все произойдет недвадцать девятого сентября, а буквально завтра. Умолял взять его с собой. Яразобрался с тусовкой, подорвался, приехал – а он уже превратился в блин наасфальте…

Привратник яростно ударил ладонью о спинку водительскогосиденья.

– Твари узкоглазые! Мало им китайщины, еще и к намлезут… Наших людей убивают!

Сказать, что Сварог ничего не понимал, – значит, ничегоне сказать.

Машины обогнули небольшой сквер с фонтаном, возле которогопо утреннему времени резвились только дети и алкоголики, выехали на довольнооживленную улицу, влились в поток. Водитель Ольшанского вел «бомбовоз» не нагло– напротив: соблюдая, пропуская и даже перед пешеходными «зебрами»притормаживая. А Сварог почему-то был уверен, что это отнюдь не свойственныйему стиль вождения; во всяком случае, даже во времена Сварога (а точнее, вовремена его пребывания на Земле) люди высокопоставленные и высокооплачиваемыепозволяли себе ездить так, как им надо, а не так, как предписывают ПДД. Исейчас Сварог отчего-то был уверен, что времена ничуть не изменились. Так что,скорее всего, водила получил указания от «погибшего» для всех Ольшанского ехатьаккуратно. А вот зачем – вопрос…

– Куда ты направляешься? – спросила Лана.

– Ты веришь, что я тебя не подставлял? – спросилОльшанский.

– Да пошел ты…

– А вы? – Ольшанский повернулся к Сварогу.

– Я бы, конечно, ответил словами уважаемой госпожиАртемьевой, – осторожно сказал Сварог, – и тоже поинтересовался бы,куда мы, собственно, едем… Но не буду. Пока не буду.

– Расстрел праздника организовал я, – помолчав,негромко сказал Ольшанский. – Равно как и инсценировку собственной гибели.Узкоглазые обошли меня, получили Аркаим, и мне нужно было выиграть время, иноговарианта я не видел. Такие дела… Но я не собирался убивать Лану, потому какнезачем. Я вообще не знал, что она явится на презентацию. И про вас ничеготогда не знал…

«А ведь не врет», – отметил Сварог.

– И не твои люди залезли в мой дом и пытались убитьнас, да?! – спросила Лана.

– Ты слышала, что сказал Ключник? Думаешь, он тожеврет? Люди, может, были и мои, но такого распоряжения я не давал. Впрочем,думай, как хочешь, оправдываться я не собираюсь… А еще мне кажется, что нашразговор свернул куда-то не в ту сторону. Сперва надо бы кое-что прояснить, ауж потом разборки устраивать…

– А вы, уважаемый гражданин Ольшанский, только рыжейДашеньки боитесь и ничего более? – слегка надавил Сварог на олигарха. Чтоназывается, в исследовательских целях. – Меня, например, нисколько небоитесь? Сами же признали, что застрелить меня, мягко говоря, трудновато.

Сидящий рядышком Ключник при этих Свароговых словах напрягся– это было заметно даже по его профилю. Ага, вот почему Ольшанский посадил егорядом: чтобы пресек в случае чего. Да и в самом деле было, ох было с чегонапрягаться хозяйскому цепному псу.

– Нет, нисколько не боюсь, – твердо сказалОльшанский. – И могу объяснить почему. Коля, ну-ка прижмись к обочине!

Водитель молчаливо выполнил приказ: свернул к тротуару,остановил машину. Так получилось, что они припарковались возле драмтеатра,аккурат напротив афиши, где анонсировалась пьеса некого Айгера Шьюбаша«Последний день Помпеи».

А что, очень даже символично…

– Ключник, дай мне купюру, – приказал Ольшанский.

– Какую, Сергей Александрович? – обернулсяКлючник. Сварог отметил, что нелюбимое прозвище из уст начальника означенныйКлючник сносит вполне.

– Любую, – нетерпеливо бросил олигарх.

Ключник запустил руку в карман, покопался там, выудилзеленоватого цвета бумажный прямоугольник, передал его шефу. Десятка, краемглаза разглядел Сварог. Конечно, он еще не стал экспертом по части того, что ипочем в нынешнее, прямо скажем – странное время, но приблизительноепредставление о ценах уже составил, уже представлял, что червонец ныне купюразначимости невеликой. Значит, или Ключнику так уже повезло наугад вытянутьдесятку, или Ключник скуповат по жизни. Ежели второе – хорошо. К скупомузавсегда проще ключик подобрать. Это так, заметка на будущее, на всякий, какговорится, случай непредвиденных раскладов. Ключик для Ключника, каламбур,однако…

– Вот так, – Ольшанский недрогнувшими пальцамипорвал купюру пополам. Половину протянул Сварогу. Сварог ее взял.

– Вот почему мы друг другу нужны. У вас одна половинаЗнания. У меня другая. По отдельности эти бумажки ничего не стоят. Так же поотдельности ничего не стоят наши части Знания… (Сварог не сомневался, что слово«Знание» Ольшанский именно так и произносит – с заглавной буквы, вкладывая в негонекий особый смысл). Если мы не соединим наши половины, то и останемся сбесполезными бумажками на руках.