Лукас пожимает плечами.

– Он же говорил о вашей… – Он умолкает, не желая произносить «секусальной жизни», и голосок в моей голове начинает кричать: «Это имеет значение? Ты определенно становишься излишне стыдливой из-за своего страстного увлечения». Заткнись, голосок. – Говорил о личных вещах на публике. Не вижу в твоем плане ничего плохого. В худшем случае вы поквитаетесь.

Я киваю:

– Пожалуй. И если он об этом не услышит…

Лукас замечает постоянного клиента и, поздоровавшись с ним, ставит стакан под соответствующий кран.

– Просто не называй имя. Если его не будет в зале, вряд ли до него дойдет.

Лукас прав. И если бы Робин сказал: «Как ты смеешь!» – у него бы не было доказательств. Я размышляю над историей о свидании, прокручивая в голове ключевые моменты. Чтобы не узнали, о ком идет речь, к сожалению, придется опустить предложение Робина моим родителям, чтобы, став известной парой, мы назывались «Робджина» или «Хорни».

Входит молодой человек в толстовке. Он смутно мне знаком.

– Джорджина! Я слышал, ты здесь работаешь!

Да это же Кэллум, официант в «Это Amore!», приставучий и сексуально озабоченный юнец. Я не узнала его без грязновато-белой рубашки с оборочками и гигантской перечницы.

– Привет, Кэллум, – говорю я. – Как видишь, ты верно понял.

– Ты сказала, что, если я выполню твою просьбу, ты придешь ко мне на свидание. А потом продинамила меня!

– Я этого не говорила. На самом деле ты должен был принести мое пальто, а ты этого не сделал. Поэтому сделка недействительна.

Черт возьми, вне контекста этот эпизод рисует меня в весьма сомнительном свете.

– Ну так вот, сейчас нас закрыли. Санитарная инспекция. Они нашли дохлую крысу возле мусорного ведра. Тони сказал: «Она же дохлая, мы с ней разобрались», а тот мужчина ответил типа: «Нет, приятель, так не пойдет».

Я стараюсь сохранить непроницаемое выражение лица, чтобы услышать что-нибудь еще.

– Да, действительно… так не пойдет.

– Но была только половина дохлой крысы. Поэтому они смекнули, что где-то есть живая, которая обгрызла эту. Правда, ту, живую, они не нашли, так что нет никаких доказательств.

Он пожимает плечами и воздевает руки, как будто сложное, противоречивое дело «Это Amore!» против санитарной инспекции достойно того, чтобы за него бились выдающиеся юридические умы.

– Во всяком случае, Тони ушел, и мы собираемся вновь открыться под новым именем, когда Носатый снова получит лицензию. А я буду менеджером! Хочешь у нас работать?

Я собираюсь вежливо отказаться, но тут вмешивается Лукас:

– Эй, приятель, она работает здесь. Может быть, ты будешь переманивать ее не при мне?

– А при чем тут вы? Это свободная страна, – отвечает Кэллум. Он сунул кулаки в карманы, выказывая сообразительность, благодаря которой удержался в «Это Amore!».

– Я босс, – говорит Лукас.

Кэллум ухмыляется:

– Зарплата у нас приличная. Возможно, тебе придется брать дополнительные смены. Скажи своему боссу.

Лукас моргает.

– Но я же не управляющий. Я босс, мое имя – на вывеске над входом. Отвяжись, ты, маленький наглец.

Я из приличия дожидаюсь, пока закроется дверь за Кэллумом, и хохочу до слез.

– «Я приду к тебе на свидание, если ты принесешь мое пальто». Прекрасно, леди Пенелопа, – произносит Лукас с усмешкой.

– Я этого не говорила! О господи, меня уволили, вышвырнули на улицу, а он попытался выменять мое пальто на свидание! – кипячусь я, и Лукас от души веселится. – Для протокола: я не предлагала прийти к нему на свидание.

– Учитывая твое нынешнее затруднение с темой конкурса, возможно, ты зря не пошла на это свидание. Это было ошибкой. Кстати, – он смотрит на часы, – думаю, там сейчас начнут.

– А потом она сказала: «Прости, но это моя менструальная чаша». И я до сих пор не могу пить красное вино. Конец.

Худой мужчина в кепке кланяется под громкий смех и аплодисменты, и мне становится страшно: а вдруг я закончу этот вечер, с треском провалившись? История о свидании, на которой я остановилась, – это скорее медленно разворачивающееся бедствие, нежели искрометный юмор.

Как и в прошлый раз, я в самом конце списка выступающих. Но на этот раз я решила послушать других. Моя смена внизу закончилась: я заранее договорилась, что уйду пораньше. Мне хотелось сосредоточиться перед выступлением и напиться после.

На этот раз в баре банкетного зала работает Китти, а братья трудятся внизу.

Я потягиваю белое вино, сидя с друзьями, сестрой и зятем в ожидании, когда меня вызовут. Я была тронута тем, что Эстер из кожи вон лезла, чтобы узнать, когда будет следующий конкурс.

Я сообщила ей дату, и она сказала: «Честное слово, нам понравилось! Признаюсь, сначала я сомневалась, но потом очень гордилась моей остроумной маленькой сестричкой. Я сказала маме, и она разрешила тебе рассказывать о ней что угодно. Но только если ты ясно дашь понять, что у нее в доме всегда чисто и опрятно».

Это весьма кстати, потому что я хочу в своей истории о худшем свидании упомянуть маму, причем в сатирическом ключе. Лес рубят, щепки летят.

Выступающие представляют собой разнородную компанию: некоторые трясутся от страха, другие излагают бесконечно долго, кое-кто вообще двух слов связать не может. Но пара рассказов в самом деле недурна: например, история о девушке, которая в итоге вернулась домой с разведенным папой молодого человека, к которому пришла на свидание. Похоже, история вымышленная, но было смешно. Ты снова прав, Лукас Маккарти.

– Джорджина! Джорджина здесь? – взывает со сцены Гарет, у которого в руках пачка листов.

Я невольно перевожу взгляд на мистера Кита, который сидит среди судей. Правда, теперь его присутствие меня не пугает. Конечно, до него дойдут новости о том, что творится в «Это Amore!», и он сойдется со мной во мнении.

Я подхожу к микрофону. Увы, во второй раз ничуть не легче, чем в первый.

– Мое худшее свидание. – Я откашливаюсь. – Это было уже не первое свидание. Мои родители захотели познакомиться с моим бойфрендом, с которым я встречалась три месяца. Назовем его Дейв. Мама сказала, что устроит «вечер с шипучкой и изысканными блюдами». На языке мамы это означало «Просекко» и оливки, а еще какая-нибудь выпечка прямо из духовки. Вскоре после прибытия Дейва мама предложила ему хлебные палочки и хумус.

Он сказал: «Боюсь, что у меня целиакия[90], а еще мне противопоказан нут, миссис Хорспул». Лучше бы он сказал мне об этом заранее. Вообще-то, это было для меня новостью, потому что он слопал вместе со мной не одну пиццу. Я была не в курсе, что в