– Прости меня! – Черная великанша рухнула на колени. – Тывидишь, я придумала самый безобидный предлог. Тебя бы не обвинили в чем-тодурном… Я не могла отказать тебе, когда ты просил помочь Рюкийе, но и не моглатакже огорчить моего олана, моего арслана[80], моего Сеида! Пойми, он ведьжизнь моя, я вырастила его, я не могла его предать. Кто ж знал, что Чечек…

Баграм медленно покачал головою.

– Уж лучше бы ты донесла самому Сеид-Гирею, что твой братзлоумышляет против плода его. Он перерезал бы горло только мне. Тем дело икончилось бы.

– Это от тебя не уйдет, евнух, – хладнокровно пообещалАхмет, которому уже надоели пререкания. – Как раз такую участь я и приготовилтебе и твоей безумной сестрице. Но чтобы успокоить вас перед смертью,признаюсь: в жизни своей я ни слова не сказал с валиде Гирея. Зря тыпроклинаешь ее, Гюлизар. Тот дурачок, коего ты, Гюлизар, подрядила топить баню,проболтался об этом одному из моих людей, а уж он передал мне.

Он провел пальцем по лезвию своего ятагана, и Гюлизар-ханымзабилась на земле, судорожно хватая ртом воздух.

– А у тебя, Рюкийе… – Ахмет повернулся к Лизе, и тапочувствовала, как медленно, больно бьется ее сердце.

– Я мог бы увезти тебя из Кырым-Адасы и заставить Гиреяискать тебя бесконечно. Я мог бы убить тебя и заставить Гирея бесконечно гадать,сын у него родился бы или дочь. Но я не желаю ему мук неизвестности. Я вынуплод из твоего тела и вот в этом мешке – а он сшит из роскошного туркестанскогоатласа! – пошлю в Хатырша-Сарай. Это будет подарок Гиреям от Мансуров. Пустьлюбуется на семя свое!

– Ты сделаешь… что? – переспросила Лиза, не веря, что такиечудовищные вещи можно говорить всерьез, и содрогнулась при виде ледяной усмешкиАхмета.

– Я сделаю то, что сказал, Рюкийе, – негромко произнес он,делая шаг к ней, но она отпрянула, отползла от него, забилась в угол.

Ахмет смотрел на нее без злобы:

– Молись, Рюкийе. А вдруг ты выживешь? Мне ведь не нужнатвоя жизнь. Аллах милостив, твой Иса, как говорят, тоже… Молись своему богу,Рюкийе.

– Гос-по-ди… – выговорила Лиза похолодевшими губами, ноАхмет сделал шаг к ней, и она, мгновенно соразмерив то ничтожное расстояние,кое лежало меж нею и ее палачом, с тою бесконечностью, которая отделяла ее отдлани Божией, поняла, что и теперь, как всегда, надо полагаться только на себя.

Но в этот миг Баграм, подобно огромному черному барсу, состремительностью, неожиданной для его тяжелого тела, бросился на Ахмета и вышиборужие из его руки. Тут же через хижину пронеслась еще одна черная тень.Гюлизар-ханым тяжестью всей своей многопудовой туши сбила с ног обезоруженногоМансура и с рычанием придавила его к полу, норовя вцепиться в горло.

Однако жилистый, проворный Ахмет невероятным усилиемвыскользнул, поднялся, страшным пинком отшвырнул Гюлизар-ханым. Она, ударившисьо стену, сползла на пол и осталась лежать недвижима.

Ахмет неуловимым движением соскользнул к Баграму, вырвалсвой ятаган и, даже не замахиваясь, вроде бы слегка, полоснул его лезвием отуха до уха…

Словно в страшном сне увидела Лиза, как смертная белизнапокрыла лицо ее верного друга, а из страшной раны на горле вырвался потоккрови, вмиг обагривший черные одежды врача.

Баграм приоткрыл рот, пытаясь вздохнуть. Глаза его широкораспахнулись, словно в невероятном изумлении… Он пристально смотрел на Лизу, ноне видел ее, как если бы перед ним уже стелилась огненная дорога из мира живыхв мир мертвых, – и наконец он тяжело рухнул наземь, лицом вниз, к ногам Лизы.

Она уставилась на вздрагивающее тело Баграма. В это времяАхмет одним прыжком перескочил через труп, опрокинул ее на пол и, навалившисьсверху, бесстыдною рукою начал задирать на ней рубаху.

Лиза, зажмурясь, чтобы не видеть грязного, потного,ненавистного лица, закричала так, что на миг сердце ее перестало биться, ибо вэтом крике вся ее исстрадавшаяся, смертным ужасом пораженная душа словно бывылетела из тела. Вдруг Мансур, будто отброшенный этим воплем, отпрянул от нее.

Трясущимися руками Лиза торопливо одернула рубаху, села,задыхаясь и кашляя, и увидела…

Господи, она увидела часового, лежавшего на пороге сятаганом в спине, а по полу, натыкаясь на труп Баграма и бесчувственнуюГюлизар-ханым, катались, не в силах одолеть один другого, Ахмет и еще какой-точеловек. Лиза не узнавала его, пока вдруг в пылу схватки его синяя чалма нераспустилась, открыв светлый ежик коротко остриженной головы.

* * *

Лиза, не веря своим глазам, смотрела на Гюрда, которомунаконец удалось заломить своему противнику руку так, что тот истошно завопил,выгнулся дугой; тут Гюрд нанес ему страшный удар в лицо, и Ахмет распростерсяна земле без чувств.

Будто сквозь туман Лиза различила под деревьями коней ивсадников гёнюллю[81] из Эски-Кырыма и отряд дворцовых чобарджи. Нескольковоинов помогли Гюрду, который так и не выпускал своей ноши, взобраться в седло.Другие выносили обернутый кошмою труп Баграма, Гюлизар-ханым – она все еще непришла в себя… И, вспомнив, с чего начался весь этот кошмар, Лиза залиласьслезами и опять попыталась вырваться из рук Гюрда.

– Ты спас меня от Мансура, чтобы доставить себе удовольствиеубить меня своеручно? – с трудом прохрипела она, не понимая, что говоритпо-русски, до тех пор, пока Гюрд не ответил на том же языке:

– Будь спокойна, Рюкийе-ханым. Я никому не говорил и нескажу того, о чем узнал от Чечек. Да, она думала, что кара вернее настигнеттебя не через Сеид-Гирея, чье сердце все еще полно тобою, а от меня… Но онаошиблась, поверь мне.

Лиза молчала. Разум ее пока не в силах был осмыслить все,что произошло сегодня, а пуще всего эти ошеломляющие признания того, кого онаполагала своим самым лютым врагом.

«Почему ты делаешь это для меня?» – хотела спросить она, нослова застыли на устах.

Гюрд тем временем склонился с седла и что-то быстро, короткоприказал чобарджи, который держал поводья его коня. Тот, кивнув, бросился вхижину, но уже через миг выбежал оттуда, засовывая за пояс ятаган. Он несатласный мешок – тот самый, с которым недавно пришел к своим пленникам Ахмет, –и, весело сверкая глазами, по знаку Гюрда открыл его перед Лизою.