Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом наступила теплая весна – намного теплее и суше обычного. В апреле, по воспоминаниям одного из жителей, «не выпало ни капли дождя»[116]. Еще до наступления лета земля вокруг деревни покрылась пылью. Потом задули ветра. А в начале мая заболели люди.
Местный врач по имени Роб Бесселинк, имевший практику в Херпене, отметил странное, похожее на грипп заболевание у нескольких своих пациентов: высокая температура, сильная головная боль, ломота в мышцах, одышка, кашель. Это что, бактериальная пневмония? «Мы начали лечить их, – позже вспоминал Бесселинк, – но оказалось, что они реагировали на получаемые антибиотики не так, как ожидалось». Он обсудил ситуацию с коллегой. «После первой недели мы сказали друг другу: здесь творится что-то странное. Ко мне обратились три или четыре человека с похожими симптомами, и у него было двое или трое». За две недели врачи приняли почти двадцать человек с этой болезнью, и двенадцать из них, которым не помогали антибиотики, пришлось госпитализировать.
Примерно в то же время в другой части Северного Брабанта до микробиолога Инеке Веерс, работавшей в местной медицинской лаборатории, дошли слухи о похожем скоплении случаев. Несмотря на обширную подготовку и опыт – Веерс была доктором медицины, кандидатом наук по микробиологии и уже двадцать один год работала диагностом инфекционных заболеваний, – эта болезнь оказалась для нее в новинку. Терапевт в одном из госпиталей упомянул, что врачи в последнее время приняли немало пациентов с атипичной, антибиотикорезистентной пневмонией. Веерс, случайно, не знает, что это может быть? Она не читала ничего о подобном синдроме? «Нет, ничего», – ответила она. Но предложила позвонить в муниципальную службу здравоохранения в Хертогенбосе, столице провинции, – может быть, официальные лица знают что-нибудь или смогут дать совет? Нет, они не слышали ни о чем подобном.
Через четыре дня Роб Бесселинк позвонил в ту же службу и сообщил о ситуации в Херпене. Затем, еще через две недели туда обратился еще один терапевт из Северного Брабанта. Этого скопления странных случаев, наконец, оказалось достаточно, чтобы полноценно на них отреагировать. Врачи взяли у пациентов анализы крови; одни отправили в ближайшую лабораторию, другие – в более специализированную, где сыворотку проверили на антитела. После некоторых удивленных раздумий на тему, какой именно микроб может вызывать такую «атипичную пневмонию», обе лаборатории все же нашли ответ: это Coxiella burnetii, патоген, вызывающий Ку-лихорадку.
О Ку-лихорадке в Нидерландах слышали, но в предыдущие пятьдесят лет она проявляла себя там очень редко. Несмотря на то, что бактерия, похоже, является эндемичной среди популяции домашнего скота, судя по данным изредка проводящихся исследований, она практически не вызывала заметных заболеваний у коров, овец или людей. Теперь же вспышка в Северном Брабанте привлекла внимание Национального института здравоохранения и экологии (чаще всего его называют по голландской аббревиатуре RIVM), расположенного близ Утрехта. Ученые предположили, что, возможно, высокая концентрация случаев выкидыша на фермах молочных коз, которые начались еще в 2005 г. и диагностически были связаны с Ку-лихорадкой, может быть связана и с заболеваниями у людей. Coxiella burnetii, как известно, может передаваться по воздуху. RIVM отправил своих сотрудников на юг, в деревню Херпен и ее окрестности, чтобы провести исследование. Кто-то должен был узнать, что происходит с подветренной стороны от коз.
46
Три года спустя я сам поехал из Утрехта в Херпен – в мрачный февральский день, когда серое небо и туман почти идеально сливались с таким же серым снегом на горизонте. Доктор Бесселинк принял меня по окончании своего рабочего дня в своем маленьком кабинете на главной улице деревни. Ему было под пятьдесят; когда он улыбался, на худом лице проступали маленькие морщинки. Одетый в черный спортивный пиджак, рубашку с цветочным узором и выцветшие джинсы, он куда больше напоминал соло-гитариста из рок-группы, чем можно было бы ожидать от деревенского врача в Голландии. Когда я спросил у него о Херпене, он практически сразу упомянул о крупном изменении, произошедшем на местных фермах в последние десятилетия: там стало намного больше коз.
На самом деле перемены начались еще в 1984 году, когда Европейское экономическое сообщество установило квоты на коровье молоко, из-за которых многим заводчикам молочных коров в Нидерландах пришлось сменить специализацию. Многие из них продолжили заниматься молоком, но перешли на доение коз. Мода на молочных коз лишь усилилась после 1997–1998 гг., когда вспышки классической чумы свиней (болезнь вызывается вирусом, но не является зоонозной) привели к массовому забою свиней, и многие свиноводы, пострадавшие от серьезных убытков и опасавшиеся рецидива, решили заняться другими животными.
– И они начали заводить коз, в довольно больших количествах, – сказал мне Бесселинк. Это случилось и в Северном Брабанте, и по всей стране. В 1983 г. в Нидерландах было всего 7000 коз, а к 2009 г. поголовье выросло до 374 000, из них 230 000 – молочных. Большинство из них жили в закрытых помещениях – круглый год сидели взаперти, как, например, в тех больших загонах из красного кирпича, которые я видел на окраине Херпена. Вы, возможно, могли бы подумать, что если держать коз в четырех стенах и под крышей, то вероятность чем-то от них заразиться сводится к минимуму. Но обстоятельства, связанные с методикой разведения коз в Нидерландах, как я узнал от Бесселинка и других, сложились таким образом, что C. burnetii смогли выбраться из этих загонов в весьма большом количестве, а потом разлететься по ветру.
Coxiella burnetii – это очень агрессивный микроб. Он не только вызывает выкидыш у коз, но и в огромных количествах концентрируется в тканях плаценты, которые выделяются при этих выкидышах. В одном грамме козьей плаценты после выкидыша может содержаться до миллиарда бактериальных частиц. Кроме того, они выделяются с молоком, мочой, фекалиями, а также при рождении нормальных, доношенных козлят.
Если предполагать, что все эти окоты и выкидыши случаются в загонах, как тогда эти бактерии выбираются на свободу? Очень просто, объяснил
Бесселинк: козий помет и грязную солому собирают лопатами и используют для удобрения полей. А оттуда бактерии могут долететь до ближайшей деревни так же легко, как приятный осенний запах горящей кучи листьев.
Две козоводческие фермы поблизости от Херпена привлекли внимание ученых. Одна – большая, коммерческая, где жили почти четыре тысячи коз; в апреле там случилась целая волна выкидышей. Другая