у кого мог, какой модели будет мотор, на котором мы поедем. Наконец сели в две машины, какая-то кавалерийская часть скакала за нами от самого парка до станции. Красив был восход солнца, при котором мы покинули Царское Село».

Действительно, меры предосторожности были соблюдены, обыватели оказались не в курсе происходящего. Только на следующий день появятся в газетах подробные отчеты об этом перемещении. «Перевод царской семьи» – так это тогда называли. Все соглашались во мнении, что это нужно было сделать. С одной стороны, различные революционные и фронтовые комитеты требовали заключить царя с семьей в Петропавловскую или какую-нибудь другую крепость, чтобы это действительно было заключение. С другой стороны, выражалось беспокойство, что Царское Село может стать цитаделью контрреволюции, собирая вокруг себя сторонников монархии, которые в тот момент вновь появились на горизонте.

В качестве доказательства газеты приводили текст письма бывшего главкома Западного фронта генерала Гурко, в котором он призывал патриотически настроенных офицеров освободить царя, с тем чтобы Николай II стал знаменем реставрации порядка и спокойствия в стране. Так или иначе, но премьер Временного правительства Керенский действительно проявил бурную активность в те дни, распоряжаясь лично по всем деталям операции. Дважды ездил на станцию, инструктировал, как охранять пути, лично определил состав поезда, соблюдая секретность и конспирацию.

В результате получилось, что царская семья и прислуга, уезжавшая вместе с ней, оказались в санитарном поезде с вывеской «Японская миссия Красного Креста». Напомним, что Япония воевала в Первой мировой на стороне Антанты, и присутствие такой организации в России было неудивительно. Так же как и то, что такой состав следовал на восток, в Сибирь. Правда, в тот день никто, и разумеется, сам император тоже, еще не знал, в какой пункт доставит своих пассажиров этот необычный поезд.

15.08

Этот день – 2 августа 1917 года по старому стилю – царская семья провела в дороге. Из Петрограда – в неизвестность, место пребывания бывшего императора держали в секрете. Собственно, и сам поезд был закамуфлирован – шел под вывеской «Японская миссия Красного Креста». Николай II в своем дневнике писал: «Поместились всей семьей в хорошем спальном вагоне. Залег в 7.45 и поспал до 9.15. Было очень душно и пыльно, в вагоне – 26 градусов. На каком-то полустанке гуляли со стрелками из нашей охраны, собирали цветы и ягоды. Едим в ресторане, кормят очень вкусно, кухня Восточно-Китайской железной дороги».

По мере следования настроение менялось, и следующая запись уже не такая бодрая: «Гуляли до Вятки со станции, где меняли паровоз. Та же погода и пыль. На всех станциях по просьбе коменданта завешивают окна, чтобы никто нас не увидел. Глупо и скучно».

Спустя два дня поезд прибудет в Тюмень, откуда арестованных и сопровождавших, а также конвой – а это было ни много ни мало 200 человек – на трех пароходах перевезут в Тобольск. Там семья бывшего императора будет размещена в специально отремонтированном доме, где до революции была резиденция губернатора. Семье разрешат выходить на улицу и близлежащий бульвар, чем Романовы и воспользуются главным образом для того, чтобы посещать богослужения в храме Благовещенья. Режим охраны будет не в пример более легким, чем в Царском Селе. И без того склонная к размеренному, спокойному ритму жизни, царская семья окажется в своей стихии. Но продлится это спокойствие всего три месяца.

Столичные газеты между тем описывали детали отъезда семьи из Петрограда. «Утро России» утверждало: «Николай Романов при отъезде сохранял внешнее спокойствие, а Александра Федоровна и дети плакали. В момент переезда из Царского Села на станцию великие княжны Татьяна и Ольга интересовались маршрутом и спрашивали, можно ли им будет заниматься на новом месте благотворительностью, а также построить на свои средства церковь. Публика в Царском Селе проявила полную инертность по отношению к этому событию. В общем, отъезд произошел совершенно безболезненно».

Кроме того, дотошные журналисты выяснили, что Николай II в день отъезда просил Керенского отправить его с семьей в Ливадию или как минимум разрешить на прощание встретиться с матерью, вдовствующей императрицей Марией Федоровной, которая находилась тогда в Крыму. Но в этом ему было решительно отказано. И вообще, описывая детали этой высылки, газеты больше писали о том, как четко и решительно действовал Керенский: «Его приказания были кратки, подчеркнуто деловиты. Он был скуп на слова, но каждое его приказание приводилось в исполнение немедленно».

Словом, мораль этих репортажей заключалась в том, чтобы подчеркнуть политическую волю и силу действующей власти, решения которой мудры и дальновидны. Во всяком случае, Керенский наводит порядок, невзирая на оппонентов, и левых, и правых.

16.08

В этот день – 3 августа 1917 года по старому стилю – серьезно обострилась внутриполитическая ситуация в Финляндии. В Гельсингфорсе началась всеобщая забастовка. Ее инициаторами и руководителями были финские социал-демократы, а также большевики, из числа тех, кто, как утверждала газета «Время», «избежал ареста после подавления Июльского восстания и скрывался теперь от Временного правительства».

Напомним, что в июне 1917-го финский сейм принял декларацию о самоуправлении, то есть распространил свои полномочия на все сферы деятельности, касавшиеся управления внутренними делами. За центральным Временным правительством признавалось лишь право ведения международных дел и военной политики. Тогда же последовал жесткий ответ из Петрограда. Керенский предложил отложить решение вопроса о самоопределении Финляндии впредь до созыва Учредительного собрания и распустил сейм. Здание финского парламента было занято частями русской армии.

Кроме сейма, в политической системе Великого княжества Финляндского существовал еще и сенат, верхняя палата. Он занимал более компромиссную позицию, продолжая сотрудничать с Временным правительством. И это вызывало раздражение среди финских радикалов, кстати, сторонников власти Советов. Именно тогда в Финляндии начало складываться понимание такого внутреннего расклада сил и симпатий, согласно которому вскоре в лексиконе появятся определения «белофинны» и «краснофинны». В те дни в Финляндии появились первые отряды так называемой Красной гвардии, которые повсеместно стали заменять собой милицию Временного правительства. «Красные финны» в качестве первейшей на тот момент задачи видели роспуск сената и передачу власти исполкому местных Советов. Однако формальный повод для забастовки был выбран из разряда экономических. Газета «Время» писала: «Финляндская социал-демократия не может простить сенату то, что он не ушел в отставку и по-прежнему сохраняет за собой высшую власть. При этом в качестве причины выставляется якобы продовольственный кризис, однако это утверждение не соответствует действительности. Финские большевики умышленно ведут дело к открытому столкновению между властями и населением, требуя отмены запрета на заседания сейма и уличные демонстрации».

Действительно, первым делом забастовщики объявили о намерении возобновить заседания сейма, того самого, который выступал за немедленный выход Финляндии из состава России. И это был откровенный вызов Временному правительству, оказавшемуся меж двух огней.