идиота, или в стиле городской интеллигенции – с пением гимнов на площади, но и вполне серьезное сопротивление оказывали чехи в тот момент действиям официальных властей Австро-Венгрии. В те дни австрийская армия предприняла наступление на итальянском фронте, но в Чехии начался массовый саботаж, забастовки, приведшие к коллапсу на железных дорогах.

Индустриально развитая Чехия была производственным военным цехом Австро-Венгрии, поэтому все эти волнения среди чешского пролетариата создавали серьезную угрозу для императорской Австрии. Ну и, так сказать, в обратном направлении – известия из России подогревали национально-освободительное движение в Чехии: «Известие о доблестном поведении чехо-словацких легионов в рядах русской армии вызвало необыкновенный патриотический подъем в Чехии. Последние события на русско-австрийском фронте ошеломляюще подействовали на всех любящих Россию славян. Революционное движение прорвалось раньше, чем можно было ожидать».

21.08

В этот день – 8 августа 1917 года по старому стилю – обострилась обстановка в малороссийских губерниях. Ее спровоцировали закончившиеся неудачей переговоры между Временным правительством и представителями Центральной рады Украины. Этот орган выражал интересы сторонников самостийности и незалежности Украины и даже в условиях войны требовал быстрейшего решения вопроса, как минимум федерализации Украины, то есть создания не только национально-культурной автономии, но и самостоятельного административно-правового пространства. Украинские делегаты были недовольны инструкцией, предложенной Керенским, в которой в состав будущей территории Украины включалось только пять малороссийских губерний, причем северные уезды Черниговской губернии также не входили в состав Украины. Рада настаивала на контроле над девятью губерниями. Не менее острыми были расхождения и в отношении компетенции будущих местных властей. Правительство Керенского утвердило лишь девять должностей генерального секретариата Рады, украинцы настаивали на четырнадцати министерствах. Пять требуемых ими позиций были таковы: телеграф, почта, железные дороги, военные дела и государственные регалии. Главным же пунктом преткновения стал вопрос о праве вето местных украинских властей на решения, принимаемые центральным правительством России. В редакции, предложенной представителями Рады, этот пункт звучал так: «Всякий закон в Украине принимает силу лишь тогда, когда он будет одобрен Радой и опубликован в украинском официальном органе на украинском языке». Керенский этот пункт исключил из проекта закона вовсе, исходя из того, что государственный язык страны – русский, следовательно, всякий закон уже приобретает силу после опубликования его на русском языке в «Сенатских ведомостях». Как видим, языковая проблема имела тогда не только культурно-смысловой характер, но и вполне конкретный – административно-правовой. Керенский логично убеждал, что чрезвычайные обстоятельства могут вынудить Временное правительство в оперативном порядке издавать законы и распоряжения, в том числе касающиеся и территории Украины, как и всякой другой окраины, которые для обеспечения их действенности не требуют согласований и одобрений у краевых властей, тем более обязательной процедуры перевода на соответствующий национальный язык.

Украинская делегация во главе с Винниченко высказала свое резкое несогласие с такой позицией, но при этом осталась в Петрограде, явно рассчитывая на возможность додавить Временное правительство в вопросе о национальном самоопределении.

Между тем в тот день в Харькове вспыхнули уличные беспорядки. Повод был, на первый взгляд, мелкий и даже смехотворный. На Павловской площади по требованию вагоновожатого милиционеры сняли с конки ехавшего на подножке вагона офицера. Офицер начал возмущаться: «На фронте мы нужны, а здесь нас гонят в шею». Вокруг него быстро образовалась внушительная толпа горожан, которые стали требовать ареста милиционеров. Затем толпа ворвалась в отделение милиции, причем предводительствовал в ней упомянутый ранее офицер. Дальше – интереснее. Дежуривший в тот момент в отделении помощник комиссара милиции узнал в нем известного в городе грабителя Козуб-Черного, который бежал неделю назад из местной тюрьмы. Ситуация приобретала совершенно иной оборот. В толпе, требовавшей справедливости и уважения к офицеру-фронтовику, было немало солдат, среди которых на поверку оказались переодетые в военную форму уголовники. Они явно были нацелены на то, чтобы разгромить участок и ликвидировать милиционеров. Помощник комиссара бросился в бега, ему удалось благополучно скрыться. А в здании отделения милиции воцарилась анархия…

22.08

В этот день – 9 августа 1917 года по старому стилю – в Харькове продолжались уличные беспорядки. Накануне в отделение милиции был доставлен офицер русской армии, ехавший без билета на подножке трамвайного вагона. По требованию вагоновожатого милиционеры задержали его и доставили в отделение. По дороге к офицеру примкнула целая толпа сочувствующих, среди которых было немало солдат. Однако вскоре выяснилось, что в этом деле не все так очевидно. Помощник комиссара милиции узнал в вагоновожатом знаменитого харьковского грабителя Козуб-Черного, незадолго до этого бежавшего из тюрьмы. А негодующие солдаты оказались на поверку «солдатами» в кавычках, это были переодетые уголовники. Все становилось похожим на репетицию переворота в местном масштабе: захват отделения милиции, призывы к неповиновению властям. Присланный градоначальником отряд драгун и конной милиции был атакован – получается, что не просто толпой, а заранее подготовленными к бою провокаторами. Только ротмистру Зеленскому и еще двум драгунам удалось ускакать от преследователей. Толпа восставших между тем увеличивалась и в размерах, и в возможностях. Это уже был конный и хорошо вооруженный, благодаря разгрому склада с оружием, отряд. Отряд этот начал циркулировать по городу в поисках милиционеров и, как это ни странно покажется на первый взгляд, офицеров. В результате в осаду попали казармы драгунского полка. То есть изначальный повод к недовольству – защита чести оскорбленного офицера-фронтовика, был всего лишь предлогом, чтобы спровоцировать вооруженные беспорядки. Своего рода репетиция революционного захвата власти.

Однако то обстоятельство, что многие горожане примкнули к толпе зачинщиков именно из чувства солидарности с фронтовиками, а не против них, сыграло свою роль. Командир драгунского отряда ротмистр Дейнберг не убоялся выйти к осадившим казарму людям. И начал спрашивать, что их привело сюда, с чем они не согласны. Выяснилось, что многие участники мятежа просто жертвы провокации. Что они не против военных, а, наоборот, за. После убедительной речи ротмистра многие стали расходиться по домам. Другое дело – местная милиция, она, судя по всему, не пользовалась авторитетом и сочувствием у харьковчан. Потому что если штурмовать гарнизонные военные казармы горожане не стали, то положение в 6-м участке милиции, куда был доставлен офицер-безбилетник, скорее всего, провокатор, оставалось угрожающим. Комиссара участка Любимова, тоже не побоявшегося выйти к людям, чтобы убедить и усовестить их, схватили и начали душить. Делали это, конечно, не в сотню рук, не все сразу, а только самые активные и крикливые, как говорится, зачинщики и закоперщики. А они, все как один, как потом установило следствие, были членами местных, как теперь бы сказали, организованных преступных группировок, сводивших счеты с правоохранителями. Благодаря решительности адъютанта военного комиссара Харькова прапорщика Старченко и взводного командира драгунского отряда унтер-офицера Деревоева комиссара