— Но ты же сам говорил, что сегодня город будет наш! — удивленно приподнял брови Михал.

— Говорить-то говорил, — вновь рассеянно буркнул Собесский, — да только сам не верил…

Он замолчал, махнув лишь рукой.

— Скажи спасибо Господу! — воздел вверх руки все еще улыбающийся Михал, явно уже с утра отпраздновавший победу. — Если бы не холод и снег, если бы не бессонная ночь, то турки нам бы дали прикурить, можно в этом даже не сомневаться! Пленные рассказывают, что у многих пальцы так замерзли, что ни стрелу не могли в тетиву вставить, ни пулю в мушкет закатить. Во как!

— Так, Михал, так! Собирай всех, кто есть! Пойдем в костел! Тут без божьей помощи уж точно не обошлось…

— Вестовой, — в шатер заглянул личный адъютант Собесского, — из Львова. Со срочной депешей, пан коронный гетман!

— Давай его сюда! — махнул Собесский рукой, сидя на барабане и натягивая сапог на правую ногу.

Вестовой вбежал, коротко поклонился, что-то пробурчал, доставая сверток с печатью.

— Что за новость? — не оборачиваясь к вестовому, Собесский продолжал натягивать второй сапог.

— Тут… тут такое дело, пан коронный гетман, — лепетал бледный молодой еще юноша, — король умер.

— Что? — только сейчас Собесский повернул к вестовому свое лицо с выпученными голубыми глазами. — Какой король?

— Наш, — опустил голову вестовой, — пан король Вишневецкий умер…

— Как умер? — улыбка исчезла с лица Михала, а шляпа слетела с его головы, нечаянно сбитая рукой…

* * *

В октябре месяце Михал Вишневецкий в полной депрессии удалился в свой родной Львов. Сюда быстрее придут новости от Собесского, чем в Варшаву. Здесь он поселился в королевских палатах на площади Рынок на углу с улицей Русской.

В самом начале ноября, сразу же после причастия в Кафедральном соборе, выходя из храма, Вишневецкий схватился за живот, едва не упав на ступеньки — его язва вновь обострилась. К вечеру у него поднялась температура, начались конвульсии. Агония длилась почти неделю… 10-го ноября 1673 года, за день до Хотинской виктории Яна Собесского, король скончался. Ему шел всего тридцать четвертый год — возраст Христа. Официальная версия врачей состояла в том, что король, не знавший меры в еде и выпивке, съел слишком много несвежих огурцов… Однако более правдоподобной выглядела та версия, которую изложили в своих донесениях австрийские дипломаты: польского короля и литвинского Великого князя отравили во время причастия, ибо Вишневецкий стал явно не угоден слишком многим людям в Польше… Но кого же хотели поляки и литвины вместо него? Коронного гетмана Яна Собесского! А также польного гетмана Михала Казимира Радзивилла, чью кандидатуру особенно сильно поддерживали в Литве.

* * *

Весть о победе Собесского и о смерти Вишневецкого быстро распространилась по всей Речи Посполитой, и в первую очередь, естественно, в Галиции. И не ясно было, какая новость поражала более всего галичан и подольцев… Да, до полной победы над османской Портой в Подолье было еще далеко, но султан получил удар, от которого оправиться будет сложно. Тот, кого хулили за падение Каменца, сейчас вмиг стал героем.

— Спаситель! Наш лев! Хотинский лев! — кричали люди во Львове, выбегая из всех домов при виде Собесского в сопровождении крылатых гусар. Львовяне хорошо помнили, сколько страху они натерпелись после сдачи туркам Каменца. И лишь большой денежный откуп предотвратил захват города великим визирем… Собесский улыбался, стоя на пороге в Кафедральный костел, куда направлялся, чтобы воздать хвалу Господу и Деве Марии.

Львов

— Не лев, панове, а львы! — отвечал Собесский львовянам. — Львы все мои рыцари! Вот как надо говорить! Хотинские львы! — и он обнимал своими широкими ладонями стоящих рядом Михала, Кмитича и Яблоновского.

Приезд посполитого войска заставил позабыть о мрачном настроении после похорон короля. Львовяне радовались как дети.

— Вот наш новый Великий князь! Собесский! Собесского на престол! — кричали повсюду, и даже местные ксендзы и попы в своих проповедях взывали к Иисусу помочь усадить Галицкого князя на польский трон.

Освободившийся престол, тем не менее, вовсе не обрадовал ни Михала, ни Кмитича. И лишь Собесский, так сильно боявшийся быть королем, сейчас, кажется, был доволен. По меньшей мере, таким выглядел.

— Михал, Самуль, — в волнение говорил он друзьям, — вот же шансует нам! Путь на трон ныне чист! Теперь осталось лишь убедить всех на сейме, что будет не трудно, признайтесь?

Михал не ответил. Он не думал о троне, не думал о сейме, он с грустью и печалью думал о несчастном куме Михале Корибуте Вишневецком, ушедшем так рано, так неожиданно, даже не дождавшись счастливой вести о победе.

«Почему, чтобы один мой близкий человек был счастлив, другой должен умереть?» — спрашивал сам себя Михал, удивляясь сложностям и противоречиям этой странной жизни.

Кмитич также был далек от радостных эмоций. Правда, Вишневецкого он практически не знал, как знал Михал, но думал с тревогой в первую очередь о Собесском. «Сможет ли быть королем Янка, таким королем, как мы задумали? Справится ли? Пойдет ли навстречу нашим планам или не устоит перед нажимом дворцовых интриганов? Отделит ли Литву от власти короля?..»

* * *

19 мая 1674 года в Кракове день выдался солнечным и не жарким. С самого раннего утра народ весело толпился на улицах, но коронация Яна Собесского вначале проходила в замке, и простые люди, как ни старались, ничего не увидели. Ян Собесский короновал себя, затем свою супругу Марию д'Аркьен, но не в церкви, а в аудиенц-зале замка. После этого представители высших сословий коленопреклоненно присягали на верность своему новому королю. Первым это сделал Михал, за ним колена преклонили Михал Пац, Яблоновский и Кмитич. И вот король Ян III (так теперь официально он именовался) Собесский также клялся на соглашении со шляхтой, обязуясь соблюдать предыдущие мирные договоры и трактаты с монархами других стран только с одной оговоркой, которая касалась королевского обещания вернуть потерянные русские земли Украины и Подолья, возвратить путем переговоров Киев от коварно «укравшей» сий город Московии…

Фанфары и литавры возвестили народу, который толпился на Замковой площади, о великом событии. На фасаде королевского замка вывесили огромную ленту с надписью на латинском: Invicto Avgusto Ioanni III Regi poloniae magno duci Lithuaniae, etc. Горожан угощали жареными быками, начиненными курами и утками. Из двух фонтанов лилось красное и белое вино, а над площадью разбрасывали деньги — до пяти тысяч злотых…

Кмитич, отстраивающий и Оршу, и Менск, и выделявший пожертвования на восстановление сожженного Мстиславля и привыкший к строгой экономии во всем, с нескрываемым неодобрением взирал на все эти щедроты.