толкнула дверь. Со двора потекло горячее лето, красное солнце, сладкие, густые соки ягод, медовых яблок турна́н толэ́зь[83]. Прояснилось в глазах, мысли выстроились, в ноги вернулась крепость. Только алая точка не отпускала, дрожала в горле, красными пальцами царапала по сердцу. – Коркамурт! Мунчомурт! Вумурт! Кощей! Нюлэсмурт! День мой Красный, Утро моё Ясное, Ночь моя Тёмная! Ветры в поле, лесные вихри! Ярина пропала. Лететь всюду. Искать! Искать!

Сама вскочила в ступу, со свистом понеслась над лесом, не заперев избу, не выпив мяты, забыв, как высосала силы дорога от Шудэ-гуртын. Понеслась, как давно не летала, острым взглядом окидывая каждую поляну, каждую пещеру между корней, каждый куст, каждую махонькую избушку в заброшенном воршуде. Отметила растерзанного оленя у Суводи, расслышала, как надрывно каркают вороны над Малиновой ела́нью[84], - не к добру, не к добру, но до того ли сейчас!..

Сердце колотилось так, что казалось, воздуху некуда зайти. К горлу поднимался кашель, словно кто дурман наслал. Махая помелом, Обыда кругами вилась над лесом, звала – и голосом, и мыслью:

– Яринка! Яринка, ведӥ́нь коӵо́ [85], а ну, где ты попряталась? Какой тебя дух унёс?

Всё внутри дрожало от тревоги: а ну как… не приведи Инмар!.. Яга даже помелом эту мысль отмахнула, за голову схватилась. Но в тревоге, в тёмном облаке, вилось, как Обыда ни отгоняла: ежели потерялась девчонка, ежели убежала… Не помрёшь ведь, пока новую преемницу не найдёшь. Поживёшь ещё, значит!

– Ягпери, – тяжело дыша, выскочил из-под сосен Кощей. – Захотел Чёртову сосну оживить.

– Пуны́ выро́с, коӵы́ш ньыло́с[86]! – выругалась Обыда, опуская ступу к самой земле. – Залезай, костлявый! Быстрей! Хтоневы там угодья, возьмёт да затянет!

Едва дождавшись, пока Кощей, гремя черепом, заберётся в ступу, рванула с места в дубовую глушь, в хвойную чащу, туда, где пахло пряным, тяжёлым духом хозяина бора.

* * *

Сухая сосна, в которую трижды тридцать раз ударила молния, которую топило разлившейся Лозой, под которой моря слёз пролили и люди, и лесной народ, росла у обочины старого тракта. Завернув на пыльную просеку, Обыда замедлила ступу. Кощей, всмотревшись вдаль, мрачно уронил:

– Тут разбойники засады устраивали.

– Тут Нюлэсмурт детей своих женил, – буркнула Обыда, оглядывая бурелом.

– Испортил дорогу, – кивнул Бессмертный. – Ни людям поселиться, ни траве прорасти.

– Не о том заботишься сейчас, батюшка, – выдохнула Обыда, вскинув глаза-кинжалы. – О Ярине думай!

Ступа медленно плыла ниже крон; о борта царапала хвоя. У входа в чащу на суку завела тёмные рулады мелкая птица. Густые ветви лезли в глаза, цепляли рукава и волосы. Осиновая ветка, ожив, жадно потянулась к Обыде, оставила на щеке красный след.

– Карга́н люке́т, муньыло́н люке́т[87], - пробормотала та, и белое сияние охватило ступу. Деревья отшатнулись, сама земля улеглась поглубже, подальше от раскалившегося дна.

– Полегче, матушка, – охнул Кощей, стряхивая с железного плаща бледные огоньки. Обыда не обернулась даже – так и летела вперёд, вытянувшись в струну, вглядываясь в сплетённые на манер ворот дубовые ветви.

– Вон сосна, – вытянув вперёд сухой палец, сказал Кощей.

– А вон и Ягпери! – пророкотала Обыда.

Ступа застыла в воздухе – а потом рванула с места и вмиг оказалась под Чёртовой сосной, почерневшей от слёз и крови. Тонко запела скрипка.

– Мертвец играет, – проговорил Кощей.

– Ягпери мертвецом станет, если с Ярой, Инмар не дай, случилось что, – зазвенело в воздухе.

Обыда и губ не разомкнула, только работала помелом – тонко, умело, будто иглой. Будто иглой… Кощей вгляделся, как рябит вокруг лес, вслушался, как затихли шорохи и птицы, и понял, что и вправду иглой: подшивает явь, на ходу скрадывает расстояние, развешивает по лесу паутины, чтобы не улетел Ягпери, зовёт изо всех сил ученицу…

Тёмный дух бора клубился, обвиваясь вокруг сосны, только соломенная шляпа подпрыгивала на колдобинах вихрей. Закачался лес, заскрипели стволы, из земли полезли со стоном корни. А потом у самой сосны появился зелёный старик с бородой до лаптей. Глаза-бусины криво глядели из бороды, шариками смолы скатывались в мох, нарождались новые.

– Чего надо?

– Будущая яга где?

– Усвистала, – захохотал дух бора.

– Что ты от неё хотел? Что сделал?

– Попробуй сделай что твоей девке, – каркнул Ягпери. – Пожар тут устроила, полбора спалила! Осень развела!

Кощей огляделся: и вправду, вокруг сосны листва порыжела, трава стояла бурая, как после первого снега, и пахло костром, по-осеннему, по-злому.

– Девку свою держи на привязи! Нечисть расплодилась, оборотней в лесу как грибов после дождя. Погоду портить, времена шатать, птенцов волшебных резать – это она горазда, этому ты её научила! А что дельное устроить – сразу в крик, в огонь! Пламя-то на руках пляшет, в глазах горит, у-у, страшна, Шайтаново отродье!

– Ты что от неё хотел? – змеёй прошипела Обыда. – Ты чего хотел, бор перевернуть, историю вспомнить, Равновесие потревожить?

– Девка твоя без меня Равновесие так пригладила, что Лес ходуном ходит. А то сама не видишь? – Ягпери прищурился, тоже зашипел болотным гадом: – Видишь… Всё видишь, а глаза закрываешь. Страшно, Обыда? Страшно, что не справишься с ней, если час придёт?

– Замолчи, плешивый! – рявкнул Кощей.

– Страшно, что девка выросла сильней всех твоих учениц, тебя сильнее? Что не до донышка ей всё про Лес рассказала? Что соперницу в ней увидишь, если…

– Эн зуль! – крикнула яга.

Кощей отпрянул от вздрогнувшей, побледневшей Обыды; могильный холод разошёлся от ступы, скрючились на ветвях уцелевшие листья. Яга вскинула помело, глянула так, что и всякое видавший Бессмертный примолк. Ягпери икнул, договорил шёпотом:

– …если случится на твоём веку?..

– Эн зуль! Где Ярина?

Белый кокон снова сгустился вокруг Обыды. Глаза её запали, засветились Лиловым Пламенем, по лицу пролегли, пролетели лесные тени. Она шагнула вперёд и в один шажок оказалась под самой сосной возле духа бора. Борода у того затлела, завоняла. Ягпери отшатнулся.

– Усвистала, говорю! Ну не справился я, не удержал! Думал, девчонка ещё, а гляди ж ты, вывернулась, сосну мне едва не подпалила, какое там оживить!

– Где она сейчас? Куда побежала?

Невидимая рука вцепилась Ягпери в макушку. Тот попытался выскользнуть, обернуться вихрем, но рука держала крепко, сияние вокруг Обыды обжигало. Ягпери, повизгивая, сощурился, захрипел:

– Мне откуда знать! Будет мне твоя ученица докладываться!

– Ярочка! Ярина! – наперебой доносилось из ближней чащи, куда Кощей разослал свои голоса.

– Ярина! – звала Обыда, безжалостно роясь в памяти Ягпери. Рядом, подхватывая воспоминания на лету, разбираясь – что? где? – застыл Бессмертный. Сладким зовом увлёк в чащу… За рукав ухватил… Ветром сбил с ног… Что ж это за зов такой, на который будущая яга