Пока Томуся носилась туда-назад, я вынула изсумки пузырек с молоком розового кенгуру, быстро перелила белую жидкость вфарфоровый сливочник и сунула в холодильник. Рассказывать о незадаче,случившейся со мной в магазине «Солнце гурмана», абсолютно не хотелось дажеТомуське, еще меньше я желала озвучивать цену крохотной бутылочки. Поэтомупусть сейчас мирно стоит на полке под видом самого обычного продукта, утромвыпью с ним кофе и попробую разобрать, так ли прекрасна амброзия.

– Ну, начнем? – спросила, слегказапыхавшись, Томуська.

– Давай, – кивнула я.

И мы приступили к вскрытию упаковки.

Внутри картонного ящика оказался второй, излегкого пластика, а в нем третий, проволочный.

– Оригинальная тара для эскалопов, –пробормотала Томуська, пытаясь перекусить ножницами тонкие железки.

– Подожди, – сообразила я, – онпросто поднимается, хоп и все. А где кнаккеры?

– Не знаю, – растерянно ответилаТомуся, – какие-то комки из бумаги внутри лежат. Может, это и естькнаккеры?

– Обрывки упаковки? – скривилась я.

– Ну… нет, – протянула Томуся, –наверное, их забыли внутрь положить. Все, поняла! Кнаккеры это нечто вроде яиц,хрупкое. Поэтому их столь тщательно завертывают. Но, очевидно, на фабрикеслучилась осечка, автомат плохо сработал, не положил внутрь содержимое. Мнеодин раз попалась совершенно нетронутая, полностью запечатанная коробка какао,только порошка в ней не оказалось. Ладно не расстраивайся, не ели мы кнаккерови не надо! Может, гадость страшная.

– Может, и так, – согласилась я, потоммашинально взяла один комок бумаги и развернула его.

Изо рта вырвался вопль:

– Мама!

Томочка, успевшая отвернуться к плите,подпрыгнула:

– Что?

Мигом ожили все кухонные электроприборы, изстены водопадом посыпались яйца, тостер начал выплевывать куски недожаренногохлеба, заработала мясорубка, включился чайник, но мне было не до взбесившейсяот наших воплей техники, потому что я наконец-то увидела загадочного кнаккера.

На бумаге, трогательно сложив четыре лапки скрохотными пальчиками, лежало нечто серо-коричнево-черное с тупой мордочкойноворожденного щенка. Круглую голову украшали висячие ушки, а из, так сказать,филейной части торчал хвост, больше всего похожий на лепесток розы, нежный,кожистый, нечто вроде перепонки.

– Это кто? – шепотом спросила Томочка.

– Кнаккер, – прошептала я.

– Он живой?

– Думаю, нет.

– И его… надо… на гриле? – заикаясь,выдавила из себя вопрос Томуська. – Ни за что!

– Ага, – в полном ужасе подхватилая. – И что с ними делать?

– А сколько их?

Я пересчитала комки:

– Десять.

– Катастрофа! – всхлипнулаТомуська. – Давай похороним бедолаг во дворе. Пойду за пустой коробкойиз-под печенья, в кладовке лежит.

Заплакав, подруга ушла, а я приняласьаккуратно разворачивать остальные бумажки, и очень скоро передо мной оказалосьдесять штук умилительно хорошеньких, но мертвых кнаккеров.

Ощущая себя несостоявшимся каннибалом, я взялабутылку с водой и отвернула пробку. Бабах! Мои руки вздрогнули, жидкость изпластиковой тары пролилась прямо на трупики несчастных, предназначенных длясъедения зверушек. Я нервно оглянулась – на плите покачивалась невесть откудавзявшаяся здоровущая чугунная сковородка.

– С добрым утром, – произнескомпьютер, – настала пора пожарить кашу!

Я перевела дух и заорала:

– Совсем с ума сошел? Скоро ночь! И кашу нежарят! Глючный кретин!

С пола послышалось тихое шуршание, я опустилаглаза вниз и завизжала:

– Помогите!!!

Из стены вновь начали выскакивать яйца, атостер возмущенно завел: «Хлеб закончился, хлеб закончился, хлеб закончился…»

– Что случилось? – завопила издалека вответ на призыв Томуська. – Что? Бегу! Эй, Вилка, ты жива?

– Кнаккеры… – обморочным голосом прошепталая. – Где они?

Тамарочка, примчавшись в кухню, уперласьвзором в бумагу:

– Ой, нету! Смотри, смотри, вон один бежит! Дакак быстро! Эй, стой, стой! Вилка, очнись, их надо поймать!

Спустя полчаса мы вернулись на кухню и сели устола.

– С ума сойти… – бормотнула Томочка. –Хорошо хоть дома никого нет.

– Кстати, где все наши? – насторожиласья.

– Сеня повез Никиту в цирк, а потом они заедутза Крисей, та в гостях у подружки. Нехорошо, конечно, мальчишке режим ломать,но у Семена практически нет выходных, детей совсем не видит, – протянула подруга. –Слушай, что нам делать?

– Молчать, – быстро ответила я. –Иначе меня убьют. Никому ни слова!

– Это навряд ли поможет, – покачалаголовой Томуся.

Я оперлась подбородком на сложенные на столеруки.

– Дом чужой, так?

– Верно.

– Всякие прибабахи тут дорогие…

– Да.

– Вдруг эти кнаккеры проводку сгрызут? Настогда заставят здесь капитальный ремонт делать. А так – ничего не знаем, никогоне видели…

– С добрым утром! – ожилкомпьютер. – Сегодня десятое декабря тысяча восемьсот двенадцатого года.

– Во, – подняла я брови, – слышала?Французы под Москвой, сейчас их Кутузов по старой смоленской дороге прочьпогонит. Не волнуйся, мы победим.

Томуся заморгала, я обняла подругу.

– Понимаешь, мы оказались в сумасшедшем доме,тут все глючится. Но если узнают про кнаккеров, нас сделают виноватыми.Дескать, когда вас в здание впускали, компьютер работал лучше некуда, вашикнаккеры его испортили, оплачивайте счет за ремонт. Миллион долларов.

– Может, они ядовитые, – дрожащим голосомпредположила Томусечка.

– Эти милые зверюшки? Вовсе нет, – бодроответила я. – Давай живо уберем упаковку, и…

– Есть дома кто? – закричал из холлаОлег.

– Хлеб закончился, – возмущеннооткликнулся тостер, – хлеб закончился…

– Заткнись, – прошипела я и со всех ногкинулась прятать пустые ящики.