– Не могу, простите великодушно, – сказал Смолин,практически не раздумывая.

– Василий Яковлевич, если вы чего опасаетесь, я васчестным офицерским словом заверяю: ни один волос… Вы со Степой поговорите, онвам скажет, что я слово держу железно…

– Абсолютно не в том дело, Кирилл Петрович, –сказал Смолин сумрачно. – Нельзя мне писать заяву. Никак нельзя. По самойжитейской… да ладно, шкурной причине… Мы ж с вами люди взрослые, вы знаетенаверняка: есть сделки, которые обоих партнеров удовлетворяют, никому на светеущерба не наносят ни малейшего – вот только по закону считаются черт-те чем ибезусловно подлежат по всей строгости… Как раз тот случай. Вы ведь не можетегарантировать, что мое дело не всплывет? Что Татарин никому и никогда про нашидела не вякнет?

После продолжительного молчания Кравец признался:

– Не могу.

– Вот видите, – сказал Смолин. – И рад быпомочь, но самому боком выйдет, долго буду в грязи барахтаться… Не могу, ужпростите…

Он ожидал наезда, но собеседник, судя по всему, былчеловеком очень даже неглупым. Видно было, что ему смолинская позициякатегорически не по нутру, однако смолчал, только губы поджал. Погасил экран,протянул:

– Жалко, жалко… Ну, своими силами обойдемся… Извинитеза компанию.

Уже совершенно не глядя на Смолина, он убрал компьютер всумку, тщательно застегнул ее и вышел. Перекинулся парой слов с Фельдмаршаломи, судя по шагам, прошел к выходу. Смолин остался сидеть, не ощущая ни малейшейнеловкости – в конце концов, своя рубашка ближе к телу. У них контора и такнеслабая, пусть справляются сами…

Вошел Фельдмаршал:

– Не договорились?

– Сам понимаешь, – сказал Смолин, – негодится мне светить предивинские приключения.

– Да ладно, он мужик умный…

– Ты чего такой смурной?

– Степку Лухманова зарезали, – произнесФельдмаршал уныло. – Я к нему поехал утречком, он мне должен был кое-чтораздобыть, сговорились уже, он звонил, что нашел… А дома жена в истерике, всекувырком, менты бумаги пишут… Короче, вчера поздним вечерком кто-то егоподстерег у магазина, сунул в сердце то ли шилом, то ли заточкой… На ограблениене похоже, хоть барсетка и пропала. Чужая душа, конечно, потемки, но сомневаюсья, чтобы Степка во что-то такое влез. Парнишка был простой, как две копейки,малым легальным бизнесом был вполне удовлетворен, а если и задевалнелегальщину, то уж никак не такую, за которую заточкой в сердце бьют…

– Действительно… – сказал Смолин.

– Черт знает что…

– Действительно… – повторил Смолин, прислушался кгромким голосам в гостиной: – Слушай, скажи там нашим, чтобы минут несколькоменя не дергали, я сам выйду, когда… В общем, мне тут подумать нужно.Обстоятельно и серьезно.

– Понял, – Фельдмаршал улетучился, тихонькоприкрыв за собой дверь.

Смолин сидел, опершись локтями на покрытый линялой клеенкойстол, подперев руками буйну головушку, в которой прямо-таки скрипели и искрилиот напряжения мозговые извилины, мельтешили догадки, варианты, идеи и простохаотические мысли.

Все укладывалось в догадку. Все. Оставались, конечно, прорехи,изъяны и недодуманные частности, но главное представало убедительным иосновательным, как железнодорожный рельс. Поскольку логика тут была железная,без малейшего изъяна. Частенько не все на свете можно логически объяснить илогически просчитать, но в данном конкретном случае…

Видимо, все умственные тормоза сводились к тому, что он нехотел верить. Очень уж фантастично все выглядело… или, наоборот, буднично,учитывая, что подобное сто раз случалось, правда, с другими. И если поверить ирискнуть, в крайнем случае будешь выглядеть смешным и потеряешь некоторую суммуденег, вовсе даже не заоблачную. Всего делов. Зато при удаче… Феерия, а?

Как всегда, стоило ему принять окончательное решение, когдауже не было пути назад и ничего нельзя переигрывать, голова стала прохладная,ясная, никаких колебаний, никаких раздумий, переливаний из пустого в порожнее…Он встал и распахнул дверь. Там как раз Фельдмаршалу наливали штрафную. КотУченый любовался разворотом газеты с цветными снимками, Инга восседала с видомскромной гордости, а Шварц громко повествовал, как он через губу толковал сзалетным ментенком, вмиг того поставив на место.

Все воззрились на Смолина и Шварц спросил:

– Ну что, на крыло? Вызываем «Газельку»?

– Вызываем, – сказал Смолин. – Вот тольконасчет крыла рановато, – усмехнулся, когда на нем скрестились недоуменныевзгляды всех без исключения присутствующих: – Не закончена еще работа, ребятки.Разъяснения на сей раз давать не собираюсь – и из чистейшей воды суеверия, и нелезьте, иначе буду безжалостно посылать по всем адресам, невзирая на прошлыезаслуги. Дисциплина, порядок, молчание. Шефу виднее, он старый и паровоз видел,вот как вас сейчас…

Просто прекрасно, что он по устоявшейся привычке сунул вбумажник пластиковую карту «Шантарского кредита» – на автопилоте, поустоявшейся уже привычке пользоваться максимумом достижений технотронного века.Так что гонять машину в Шантарск за деньгами не пришлось, черт его знает, кактам обстояло в уныло загибавшемся Предивинске, но в «золотой столице» Курумане былоизрядное количество отделений разнообразных банков. Так что уже через полчасаон выходил из солидного даже по шантарским меркам здания с чуточкупотяжелевшими внутренними карманами.

Без нужды сделал парочку кругов. Слежки за ним вроде бы непросматривалось – он, конечно, не бог весть какой спец в ее выявлении, но, еслиучесть, что за ним должны были (если он правильно догадался) топать по пятамтоже совершеннейшие любители… Каковых, кажется, на хвосте не висело – что ни очем еще не говорило…

Резиденцию Ванятки он отыскал без особого труда, только разуточнив у аборигенов, где означенная улица находится. Оказалось, искомый домрасполагался совсем близко от бывшего особняка купца Корнеева – метров черездвести свернуть налево, в тихую улочку, еще метров триста по ней… Дом былпослевоенной постройки, двухэтажный, неказистый, толстый слой штукатуркикое-где обвалился, открывая основательную, надо признать, кирпичную кладку: насовесть строили при Осипе Виссарионыче. За что бы ни брались, все тогда делали крайнеосновательно – и то, чему теперь ужасаются, и то, чем до сих пор законногордятся…

По первоначальным наблюдениям Смолина, половину квартир вдомишке так и занимали старые жильцы, но у каждого из трех подъездовкрасовались разномастные вывески. Загадочное ООО «Синильга», магазинчикмебельной фурнитуры «Апекс», стоматологический центр «Санитус»… вот наконец и«Империум»…

Судя по табличке на двери одной из бывших квартир, часы былиеще приемные, а потому Смолин решительно распахнул дверь и вошел.

Что сейчас находилось в бывшей кухне, осталось неизвестнымпо причине закрытой двери. Дверь в одну из комнат оказалась открыта, Смолин изкоридора видел, что там никого нет – только парочка заваленных бумагами столовс торчащими посередине компьютерами: ага, наш Ваня тоже не чужд техническогопрогресса.