Стражи Мрака посмотрели сперва на Полуночника, затем на богиню.

– Вы поклоняетесь МНЕ – не ей, – сурово сказал он, – только склоните пред ней головы – попрощайтесь с карьерой. Все.

– Не склоните головы, – фыркнула богиня, – попрощайтесь с жизнью.

Стражи мрака мигом поснимали маски и упали на колени. ВремеНика самодовольно окинула их взгляды.

– Свободны – хлопнула в ладоши она и Стражи унеслись, оставив Полуночника.

ВремеНика сделала шаг вперёд. Гадюка упала на колени, Майя последовала её примеру. Полуночник остался стоять не шелохнувшись.

– Склонись перед нами, всеобщей праматерью богов ВремеНикой, – сурово сказала богиня, – тебе нужно особое приглашения?

– Я в тебя не верю – гордо сказал губернатор.

«Щёлкай, щёлкай зажигалкой – молил Мудрус»

Майя исподтишка щёлкнула.

– Не веришь? – выгнула она бровь, – так мы склоним тебя сами.

ВремеНика хрустнула пальцами, взмахнула рукой в воздухе и подняла с пола одну из половин внутреннего ядра, которая раньше была темницей её мужа. Половина с легкостью приподнялась в воздух, а потом опустилась на спину Полуночника, прижимая его к полу. Тот сопртивлялся, пытаясь удержать каменную половинку сферы, но ВремеНика ещё сильнее взмахнула и колени Полуночника подкосились. Он рухнул на пол и замер, придавленный тяжелым камнем. Он был жив, но не двигался.

– Теперь ты, – ВремеНика указала пальцем на Майю.

Майя подняла глаза.

– Встань, когда с тобой разговариваем мы, всеобщая праматерь богов ВремеНика!

Майя встала, и наконец услышала желанный свист-полет Огневика. Секунда и огненная птица-павлин с двухметровым огненным хвостом влетела во внутренне ядро, заслонив спиной Майю. Птица кивнула огненной головой и обернулась молодым юношей. Волосы его дёргались словно языки пламени и доставали до плеч, лицо было усеяно веснушками, а черные глаза уверено смотрели на жену.

– Хватит, Времи.

– Не смей называть меня так! Я… Я вообще с тобой не разговариваю.

Она скрестила руки на груди и отвернулась. Всеобщая праматерь ВремеНика за секунду превратилась в маленькую капризную девочку.

– Послушай… – начал Огневик.

Но ВремеНика лишь закрыла ладонями уши и запела:

– Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла, а я ничего не слушаю. А я ничего не буду слушать.

– Времи, – Огневик подошёл к жене и отнял её руки от ушей, – нам надо поговорить.

ВремеНика надулась.

– Ты засадила меня в чёртово ядро, ни разу не поговорив, ничего не объяснив. Что тогда случилось?

– Сам знаешь!

– Знаю что?

– Да то!

– Что?

– То, что… – ВремеНика замерла на полуслове, – а я… а я не помню.

Богиня прямо-таки была шокирована собственным ответом. Она тысячелетиями держала в себе обиду, так долго, что уже и забыла на что злилась. Она стояла и чувствовала себя немножко глупой, а богиням быть глупыми не солидно.

– Ладно, хорошо, все прощены. Мы, богиня ВремеНика всеобщая праматерь, даруем великодушно всем своим детям… – она зыркнула на Огневика, – и мужьям, прощение.

ВремеНика и Огневик мигом обернулись в два урагана: огненный и порывистый и унеслись прочь, обратно в космический простор.

– Эээээ… – данная ситуация оставила Майю в непонимании, – они не вернуться?

– Молись, чтоб не вернулись, – поднялась с колен, отряхиваясь Гадюка, – у богов свои тараканы и разборки, мы их никогда не поймём.

Майя глянула на придавленного каменной половиной ядра Полуночника.

– Мне жаль, что отец так с тобой поступил.

– Меня жалеть не нужно. У меня хоть мать нормальная… Спасибо, – помолчав, добавила она, – за то, что вытащила.

Эти слова давались ей с трудом. Она никогда никого не благодарила, она не знала, как благодарить.

Гадюка не долго была милой, привычный командный тон очень скоро к ней вернулся:

– Нам пора уходить, пока Полуночник не поднял всех безликих на нашу поимку.

– И куда мы пойдём?

– Да есть тут одно место… – задумчиво сказала Гадюка, – оно в Царстве Полоза.

– То есть мы больше сюда не вернёмся?

Гадюка отрицательно покачала головой.

– Если жизнь дорога.

– Дашь мне немного времени? – Майя очень хотела увидеть одного человека, – Мне очень нужно.

Гадюка отрицательно качнула головой, потом вздохнула и сказала:

– Пол часа, не больше.

Майя рванула в сторону «Собольей Норы», туда, где работала Василика. Она так спешила, что не заметила, как налетела на какую-то девушку, лет семнадцати с ярко-розовыми волосами, сплетёнными в затейливой узловатой прическе. Волосы её были столь насыщенного цвета, которого даже при желании в природе не встретишь.

От кожи розоволосой нельзя было оторвать взгляд. Белая как айсберг, гладкая как мрамор, при этом безжизненная и холодная. Кожа, которая боялась солнца. Лишь маленькая родинка над губой нарушала весь перфекционизм лица девицы. Это было единственное что делала похожей ее на человека, а не на куклу с идеально выпрямленными волосами.

– Куда летишь?! – фыркнула та, кого сбила Майя.

– Простите, – Майя не успела поднять глаза, как поняла, что сбила Селесту Л’Норкину – девушку Никиты Л’Горностаева.

Вот только в Селесте что-то изменилось за эти полгода – она отощала, под глазами багровели синяки, белки покраснели от недосыпа, сама девушка была бледнее смерти, на подоле розового платья стояло заметное пятно, а корни розовых волос порядком отрасли – однако они не смущали Селесту. Она будто была погружена в себя, а то и потонула в депрессии.

Селеста казалось, даже не узнала Майя – ещё бы прошло полгода. Селеста начала собирать с пола то, что выронила. Только сейчас Майя заметила, что это были письма. С десяток толстых конвертов в крафтовой бумаги, запечатанные сургучом и печатью Л’Норкиных.

– Помочь? – осведомилась Майя, злость на Селесту давно прошла у неё.

– Не надо, – буркнула та, но Майя уже успела наклониться за одним из писем и одёрнула руку. Оно было адресовано Никите Л’Горностаеву с пометкой «Возвращено отправителю». Все письма были адресованы Никите. Все с пометкой «возвращено отправителю».

Селеста выхватила письмо из рук Майи и прижала к себе.

– Я сказала – не надо мне помогать!

На секунду Селеста замерла, а затем осела на пол и зарыдала. Майя хотела уйти, но что-то её удержало. Она села рядом с Селестой и приобняла её за плечи.

– Хей, всё будет хорошо… – Майя не понимала, к чему она это говорит, но говорила.