— Алина Петровна, — тихонько позвал он девушку, толком даже не зная, слышит она его сейчас или нет, воспринимает его слова или нет. — Вы прекрасно защищались. Вам пятерка по самообороне.

В ее глазах мелькнуло что-то — улыбка, досада или слезы, не разберешь. Костов понял, что Алина Сохова его услышала. Расспрашивать о чем-либо сейчас ее было невозможно. Костов подумал, что надо бы девушку поднять и отнести хоть на скамейку. Но он не стал этого делать — кто знает, какие раны и повреждения нанес ей тот придурок, не сделать бы хуже. Он лишь снял с себя куртку и, свернув, подложил ей под голову.

— Что случилось? — обратился он к молодой паре с собакой.

Отвечать начала женщина, она, по-видимому, всюду по жизни поспевала впереди мужа.

— Господи, — возбужденно заговорила она, слова понеслись потоком. — Мы гуляли с Роней… Роня от Рональд — это наш пес. (Правильно, что пояснила, одобрил про себя Костов, Роней мог быть и муж.) Вдруг какая-то… даже не знаю, как объяснить, борьба, что ли. Непонятное что-то, правда? — обратилась она к мужу и в дальнейшем, рассказывая, постоянно поворачивалась к нему и требовала подтверждения: «Правда?» — Мы оттуда появились, из-за школы. В общем, смотрим, парень какой-то девушку бьет… Прямо здесь, под фонарем, на наших глазах, правда? Ой, ужас, как можно женщину?.. Валера, — она кивнула в сторону мужа, — растерялся, а я сразу Роне кричу: «Фас!», он этому типу в ногу вгрызся, правда? Господи, все так быстро произошло!..

— Вы можете описать его внешность? — спросил Костов.

— Ой, не знаю. Все так быстро произошло… Он был молодой, волосы светлые, весь в черном, правда?

— Очень молодой, лет двадцати, если не моложе, — отрапортовал спокойный, неторопливый, с тихим голосом Валера. — Волосы рыжеватые, глаза серые, бровей почти нет. Одет в спортивную куртку темно-синего цвета, брюки черные, на ногах черные кроссовки. Был в черных перчатках.

— Да-да, — подхватила женщина. — Среднего роста, правда?

— Высокого роста, — продолжал отчитываться Валера. — Выше меня на полголовы, значит, под сто девяносто.

Костов шагнул к газону — Роня у бордюра с готовностью напрягся и легонько зарычал, но, одернутый экспрессивной хозяйкой, упрямиться не стал и, расслабившись, пропустил Костова на траву. Опер сразу увидел то, что ему было нужно, — среди пучков тимофеевки лежал обрезок металлической трубы, по всей видимости, обыкновенной водопроводной. До приезда группы Костов поднимать ее не стал, а лишь попытался осторожно рассмотреть. Мимоходом он подумал, что супруг темпераментной женщины просто молодчина, не потерял голову в этой суматохе. Когда пес дернулся за отброшенной преступником трубой, тот успел скомандовать ему: «Фу! Стоять!», так что теперь орудие покушения на убийство отправится на экспертизу а-натюрель — не облизанное, не обслюнявленное и не обгрызенное героическим Роней, которому этой трубой наверняка тоже досталось от нападавшего.

Менты на «уазике» и «Скорая» прибыли практически одновременно.

— Ну, что тут у вас? — нехотя процедил выпавший из дверцы «уазика» лейтенант, обращаясь непонятно к кому.

Взгляд лейтенанта как магнит притягивали набитые продуктами пакеты, оставленные Надеждой на скамейке. Костов проследил этот взгляд и вздохнул — вот еще одна забота, присматривать за имуществом напарницы! Иначе доблестный Андантинов останется без ужина…

— Все под контролем, мужики, — успокоил ментов Костов, он достал служебное удостоверение и показал коллегам: — Вызывайте своих оперов.

Начиная преследование, Надежда все рассчитала. Только несведущему и нервному постороннему наблюдателю могло показаться, что ее действия были глупы, неуклюжи и нерасторопны. Парень в черном, поминутно оглядываясь, стремительно удалялся с места происшествия. Поврежденная Роней нога ему почти не мешала — даже если укус серьезный, пока он в опасности, про ногу и не вспомнит. В свете мерцающих с пятиметровой высоты уличных фонарей Надежда видела его подпрыгивающую макушку — все дальше и дальше от себя. Надежда с каждой секундой отставала, но шагу не прибавляла. Когда-то в своем родном Краснодаре она занималась бегом на средние дистанции и подавала большие надежды, пока ей все не надоело, пока не захотелось заняться чем-нибудь более экстремальным. Она и занялась — уехала в столицу на поиски фортуны.

Главное — не потерять подозреваемого из виду. Час вечерний, народу на улицах немного, и это помогало Надежде решать задачу. Даже если рыжий скрывался за поворотом, стоило ей повернуть вслед за ним, как прыгающая макушка снова оказывалась в поле ее зрения. Она знала, что торопиться не стоит — скоро убегавший (по почерку бега она сразу определила, что он не спортсмен, бежит неэкономично, просто молодой, энергии через край, надеется на собственную силу и выносливость) начнет задыхаться. Держится сейчас на чистом адреналине. Она же рассчитала график бега где-то на три тысячи метров и бежала сосредоточенно, методично, ровно, как на тренировке. Поздние прохожие вполне могли принять ее за поборницу здорового образа жизни, совершающую вечернюю пробежку, если бы не колготки в сеточку и зажатые в руке шпильки. Надежда про себя поблагодарила префектуру округа, которая, видимо, совсем недавно отремонтировала на дорожках асфальт — он лежал гладкий, новенький, лоснящийся, — и ее босые ступни почти не страдали. «Давно я не выполняла норматив», — экономя дыхание, думала она, но поразмяться была, в общем, не против. Бежала и с удовлетворением чувствовала, что она еще очень даже ничего. Если потребуется, снова может выйти на старт. «Андантинов будет мной доволен», — мельком вспомнила она о муже, представляя, как сегодня вечером расскажет ему эту историю в лицах и красках.

Парень бежал вдоль домов. Они, должно быть, вместе преодолели уже более километра. Расстояние между ним и его преследовательницей постепенно стало сокращаться, как и предполагала Надежда. К сожалению, мешали всякие попадавшиеся в изобилии на ее пути поддатые дебилы, которые такую картину — девушка вечером бежит по улице — пропустить без комментариев никак не могли. «Девушка, куда вы так торопитесь? Давайте лучше будем е…ться!» — жизнерадостно ржали они, радуясь поводу пошутить. Один даже попытался поймать ее за руку, но, получив удар коленкой в пах, заткнулся, присел и начал материться тугим спертым голосом. Его приятели, забыв о веселье, аж рты поразевали от удивления. «Ты че, дура?» — донеслось в спину Надежде. «Шуток не понимаете?» — меланхолически буркнула им в ответ Надежда, удаляясь выровнявшимся быстрым спортивным шагом.

Из-за этих недоумков она на несколько секунд потеряла из виду парня, но в растерянность не впала. «Ему сейчас в голову не придет прятаться где-нибудь в подворотне, — думала она на ходу. — Он явно не из сообразительных. У него сейчас в голове одно: бежать!» Чуть сбоку справа через дорогу, метрах в пятидесяти от себя, она уловила какое-то мельтешение — в проеме эстакады. Там было темно. Ей навстречу из темноты вылетали потревоженные вороны. Здесь, по-видимому, даже днем никто особенно не ходил — лежали непонятно откуда и куда ведущие рельсы, заасфальтированных дорожек не было и в помине, лишь утоптанная облысевшая тропинка говорила о том, что находчивые москвичи всегда найдут наикратчайший путь к цели. А цель парня — даже издали уже было видно и слышно, что он задыхается, хромота усилилась — становилась очевидной. На той стороне проема начиналась длинная крутая лестница, поднимающаяся на эстакаду. Там наверху потоком неслись машины.