– Хватит трепаться, Коля! – говорил яартисту. – Делаем третий дубль. Вредители! По местам! Ленин, к бревну!

Мне моменты съемок эпизодов следствия доставляли громадноеудовольствие. Ревели моторы «Лихтвагена», катался по рельсам оператор скинокамерой, слепили юпитеры, сновали ассистенты, хлопала хлопушка с названиемфильма «Ленин и бревно» и брели по нарисованной брусчатке, брели на фонерисованных задников – пейзажей Кремля пятеро вредителей – убийц Ленина с нимсамим во главе, и с бревном из железного дерева на плечах, с бревном,возвращавшим меня к проклятой мерзлой колодине, на которой казнили вы моеестество, гражданин Гуров!

Тогда я переставал наслаждаться зрелищем такой хитроумнойказни убийц родителей и близких и впадал в ярость. Они таскали самшитовоебревно, согнувшись от тяжести, натужно дышали, посматривали на меня, каклошади, печально и обреченно, Ленин крякал, охал и сдавленным голосомподшучивал над коллегами, а я просил делать дубль за дублем, не жалея пленки иэлектроэнергии. Я режиссировал, и кино было тогда для меня воистину важнейшимиз искусств.

Наконец один из ведущих мастеров кинодокументалистикисмонтировал материалы, мы озвучили кинопоказания вредителей-убийц, написанныелично мною бессонной ночью, Дунаевский сочинил дивно-выразительную музыку,звукооператоры подложили ее под хриплое дыхание Ленина, под стенания еготерзаемой коммунистическим трудом плоти, под тяжкие шаги по брусчатке ивозгласы: «Раз, два, взяли! Еще-е раз!»

– Одно дело я мог считать законченным. Но его быломаловато. Рискованно было с одним таким делом тащиться на доклад к Сталину.Рискованно. Я должен был его потрясти так, чтобы у вождя не осталось сомнений впредательстве Понятьева.

Не буду рассказывать вам о допросах Гуревича, Ахмедова,Лациса, Горяева и Квасницкого. С ними мне не пришлось долго возиться. Онипоняли, что, сказав «А», нужно говорить «А-БЭ-ВЭ, ГЭ, ДЭ» и это основной, как яобъяснил им, принцип работы ЭН КЭ ВЭ ДЭ. Для того, чтобы аргументацияпреданности Сталину была более эффектной, я велел им всем составить переченьличных заслуг перед советской властью, проведенных карательных операций и акцийпо ликвидации всякой контры.

Перечни – в моей папочке. Я не дам вам читать их, Всезверства, бессмысленные разрушения памятников культуры, уничтожение частисвященнослужителей, дворян, кулаков и крупных коммерсантов вы, конечно,оправдаете высшей целью и пресловутой исторической необходимостью… Поэтомунечего вам читать эти документы…

– Ну, – говорю однажды, – товарищ Понятьев,дело подвигается успешно. Я докладывал Иосифу Виссарионовичу, что скоро мыпредставим ему доказательства вашей невиновности. Но вот беда! При обыскеобнаружено письмо, написанное вами от имени Сталина. Подпись подделана такумело, что графологам моим пришлось потрудиться. При каких обстоятельствах вывынуждены были воспользоваться именем вождя? – В ответ я услышал то, чтомне было прекрасно известно. Понятьев не лгал, не приглаживал фактов, не снималс себя вины за самосуд над крестьянами и поддельное письмо. Время показало, чтоон был прав, пойдя на крайние меры. Борьба со старым – не флирт со шлюхой.

– Постараюсь, – говорю, – убедить товарищаСталина, что намерения ваши были благими, а действия необходимыми в той сложнойполитической ситуации. Но письмецо может обернуться и против вас. Вот донос,где вас прямо называют провокатором. Зверским убийством крестьян и уничтожениемдеревень вы хотели отвратить людей от идей коллективизации и новой общественнойжизни на селе. Логично?

– Логично. Легче всего извратить смысл любого поступка.Тот, кто верит мне, тот, кто хочет верить мне, тот увидит мои действия вправильном свете! Чей это донос? Какая грязная блядь написала такое?

– Почерк должен быть вам знаком. Взгляните.

– Елизавета? – вскричал ваш папенька. – Неверю! Этого не может быть! Я требую очную ставку!

– Вот – заявление вашей жены. Читайте. Она проситследствие избавить ее от каких-либо встреч с вами, так как вы ей глубокоотвратительны. Читайте. Тут такие интимные подробности вашей жизни, что третийзнать их не мог.

Нам пришлось тогда откачивать Понятьева… Не сердце сдало.Сердце у него оказалось каменным. Запор возник в мозгах у вашего папеньки.Очень трудно бывает осознать происходящее бедному человеческому мозгу, несущемупрямую и косвенную вину за все непостижимые обороты жизни, которые превращаютбывших палачей в казнимых своими жертвами. И совсем хреново, когда орудиямиказни и возмездия мы – палачи – выбираем радостно и злобно жену, сына или другаподследственного, подделывая почерки, запугивая, шантажируя и имитируя вразличных пикантных ситуациях их голоса. Техники для этого и специалиотое у насполно. Откачали мы Понятьева.

– Успокойтесь, – говорю. – Странно вам,хладнокровно бившему в лоб врага из верного пистолета, впадать в истерику из-забабы. Странно. Письмо ваше Сталину не покажу. Скрою до поры. Испортит оно дело.Необратимо поднасрет. Скрою. И вообще пора нам кончать с вами. Дел полнонаходится в моем столе без движения. Всякая шпиония, вредители и троцкисты. А ятут вожусь с вами, с верным большевиком, на которого направили удар вражьисилы! Придите в себя! Вас же прозвали каменным сердцем!

– Спасибо, Василий Васильевич!

...До сих пор коробит меня, когда я слышу это отчество. ИванВчерашкин выправил мне его в новых метриках. . . Прости, отец – Иван Абрамыч…

– Не за что, – говорю. – А поведению сына ижены не стоит удивляться. Вы, я, Сталин воспитали их в любви к идее. Такаялюбовь безрассудна и это правильно в переходный период. Стоило доносчикамбросить на вас тень и сын ваш, и жена грудью заслонили не вас, а Идею сПартией. Молодцы. Завтра же начнем оправдывать вас по следующему делу.

Хитрый я был змей и играл о пятеркой полураспавшихся оттупого кошмара злодеев, как волчонок с цыпленком. Временами от непривычкижалость сдавливала сердце, но я перечитывал перечни заслуг, собственноручносоставленные каждым, и меня снова захлестывала бешеная ненависть. Спокойно,гравюр, спокойно, говорил я себе…

Следующее обвинение против Понятьева я выдвинул такоеабсурдное, что, ознакомившись с ним, он весело захохотал. В сфабрикованном мнойже доносе сообщалось, что Понятьев и его подручные, именовавшиеояпреторианцами, в мелочах подготовили заговор против Сталина и готовились егоосуществить на охоте в заповеднике ЦК партии.

– Иосиф Виссарионович подтвердил, что вы приглашали егона охоту с борзыми. Это было в Кремле, когда вы пили, беседовали и закусывали.Так?

– Мысль о заговоре так нелепа, что всерьез опровергатьее невозможно! – сказал Понятьев.

– Правильно, – говорю. – Мы ее опровергнем ееже качеством – нелепостью. В доносе сказано, что в новогоднюю ночь все выпятеро, подпив, решили казнить Сталина на Красной площади, на Лобном месте.