Премьер-министр Великобритании Дэвид Ллойд Джордж встретил инициативу Панкхерст с распростертыми объятиями. Хотя миссия, мысль о которой пришла в голову Эммелин (и которая финансировалась прежде всего за счет денежных средств, собранных суфражистской газетой «Британия»), должна была охватить все классы и слои российского общества, личная цель Панкхерст заключалась в том, «чтобы помочь женщинам России, организоваться и научить их пользоваться своим правом голоса»{613}. Таким образом, она исходила из достаточно нелепого предположения, что у русских работающих женщин не было никакого представления о сути голосования или о той власти, которой они обладают в этой связи, и она была намерена «поделиться с ними своим позитивным опытом»[75]. Однако в первую очередь ее беспокоил вопрос поддержки русскими женщинами военной кампании. В конце концов, именно женщинам принадлежала ключевая роль в Февральской революции, ведь это их протесты в связи с нехваткой хлеба привели к массовым волнениям; они знали, чего хотят, «даже лучше, чем мужчины»{614}.

До отъезда в Россию Джесси Кенни прибыла в Париж, чтобы проконсультироваться со старшей дочерью Эммелин Панкхерст, Кристабель, соучредительницей (со своей матерью) ЖСПС: «мой гардероб совсем износился, и хотя на магазины совершенно не оставалось времени, для меня было крайне важно обеспечить себя в дорогу необходимой одеждой»{615}. У нее не было подходящей одежды ни для жаркого лета в России, ни для холодной зимы (если бы им пришлось остаться в стране до этого времени), поэтому Кристабель отобрала для Джесси кое-что из собственного гардероба. Она также посоветовала ей приобрести «большой солидный дневник» и делать в нем ежедневные записи. Самое главное, что она хотела бы узнать, было мнение Джесси о Керенском, поскольку «его характер мог повлиять на судьбу России». Прощаясь, Кристабель дала Джесси небольшой кошелек с пятью фунтами, чтобы носить его на шее. «Деньги решают все, даже во время революций, – сказала она, – и если в силу разных причин вас разлучат с матерью, благодаря им вы сможете рассчитывать на какую-то помощь»{616}.

Отправляясь в свое путешествие из портового города Абердин, две женщины сели на единственное пассажирское судно, регулярно курсировавшее в военное время между Великобританией и Норвегией (его защиту обеспечивал конвой союзников). Судно было переполнено эмигрантами, возвращавшимися в Россию, среди которых было много женщин и детей. Из Осло в Петроград они ехали на том же поезде, на котором леди Мюриэл Пэджет с группой врачей и медсестер возвращалась в Англо-русский госпиталь. В полтретьего ночи они прибыли в российскую столицу, «которая казалась вся укутанной тишиной» и волшебной из-за «таинственного света белых ночей на севере России»{617}. Проведя несколько дней в гостинице «Англетер», они переехали в находившуюся по соседству «Асторию» в номера, которые подготовил для них чешский посланник Томаш Масарик. Он сразу же «особо предупредил их»: первое – «никогда не выходить на улицу, если есть хотя бы малейшие признаки оказаться там в момент выяснения отношений между противоборствующими толпами», так как приехавшие женщины «не имели ни малейшего представления о силе и агрессивности русской толпы»; и второе – быть готовыми либо голодать, либо рисковать отравиться, поскольку еда в гостинице в настоящее время «всерьез испорчена»{618}.

Эммелин Панкхерст в России принимала активистка за права женщин и практикующий врач Анна Шабанова, основательница «Русского женского взаимного благотворительного общества», умеренной организации среднего класса, которая, в отличие от ЖСПС, стремилась обеспечить социальную реформу исключительно законными методами{619}. Эммелин Панкхерст выделили трех переводчиков, которые ежедневно просматривали для нее русские газеты. Одним из них была Эдит Керби, которая, работая в британском посольстве, составляла аналогичные отчеты о ежедневной прессе для Англо-русского бюро пропаганды[76]. Она обратилась к сэру Джорджу Бьюкенену с просьбой на десять дней освободить ее от посольской службы, чтобы она могла поработать у гостей переводчиком. Керби нашла легендарную суфражистку «старой, тихой и весьма элегантно одетой, в кружевах и оборках, шляпках и перчатках, с вычурной сеткой поверх завитых волос, и так далее». Такой старомодный английский аристократизм в революционном Петрограде выглядел нелепо{620}.

За несколько дней до появления Панкхерст в Петроград из Владивостока прибыла более престижная американская миссия – была дипломатическая делегация США в составе девяти человек во главе с бывшим государственным секретарем Элиу Рутом. Она прибыла на бывшем царском поезде с миссией доброй воли от президента США Вудро Вильсона. Практически ее задача заключалась в том, чтобы приветствовать вступление России в демократическое сообщество и оценить ее готовность к продолжению участия в войне, но, по словам Лейтона Роджерса (который встретил некоторых «внештатных сотрудников» делегации в гостинице «Европейская»), ее деятельность сопровождалась «атмосферой неопределенности и домыслов». Как он понял, члены делегации не знали, на что им можно твердо рассчитывать, но (в отличие от Эммелин Панкхерст, имевшей ограниченные финансовые возможности) в их распоряжении было «шестьсот тысяч долларов, и они намеревались израсходовать эту сумму, как минимум»{621}. Не было ничего удивительного в том, что основные члены делегации были размещены в роскошных апартаментах бывшей царской семьи в Зимнем дворце и что «их кормили лучше, чем кого-либо в России». У них на столе были и белый хлеб, и сахар, и мясо; более того, «весь винный погреб бывшего царя находился в их полном распоряжении». (Сотрудник американского посольства Норман Армор слышал историю о том, что, порывшись в подвалах дворца, их российские хозяева нашли солодовое виски, «которое было приготовлено к визиту генерала Гранта в 1878 году»{622} [77].)